Шрифт:
Закладка:
Кафа взяла свою сумку на колени.
– Да… – ответила она отстраненно. – Его следует помыть. Хотите что-нибудь попить?
Он нетерпеливо покачал головой.
– Это ведь не займет много времени?
Она положила свои часы на стол.
– Вы знали, что Агнес Усе заявила в полицию об ограблении врачебного кабинета в северной Норвегии весной 1992-го?
Он раздраженно посмотрел на нее.
– Это, должно быть, случилось сразу после вашей секретной операции в России. Она работала там врачом, чтобы жить рядом с Акселем…
– Да. Это же была ошибка, – грубо прервал он ее. – Их отношения закончились еще до того, как она приехала на север. Но я не уверен, что понимаю, как это связано со мной.
Кафа пожала плечами.
– Участковый в Тьельсунне не выказал особой радости, когда я попросила его отыскать это дело. Кража двадцатипятилетней давности. Не раскрыта и нет подозреваемых. Замок в кабинете был нетронут, разбито только окно. Единственное, что украли, это морозильник, вроде тех, что используют для замораживания биоматериала. Он весил более шестидесяти килограммов, тот морозильник. Вы можете представить, как вор мог унести его?
Эгон Борг сильно шмыгнул носом, достал из кармана куртки спрей для носа и замялся, как будто бы решая, может ли позволить себе сделать еще одну затяжку или нет. Решил не делать.
– Нет, – резко сказал он. – Не могу. Что вы хотели мне показать?
Кафа никак не отреагировала на его требовательные интонации.
– Агнес, с ее… несколько нестандартной личностью. Вы не думаете, что она сама украла его?
Теперь головой покачала Кафа.
– Но она была тщедушной маленькой женщиной. Мне трудно это представить. Если только ей не помогли, – предположила она.
Борг облокотился на стол.
– На что вы намекаете, Кафа Икбаль?
– Вы можете рассказать мне о той ночи, когда ваша жена была покалечена? О вашей свадебной ночи?
Фредрик почувствовал от своего локтя слабый запах травы, деревни и неспелых яблок и перевернулся на спину. Он спал тяжело, и ему снились мучительные сны, голова была точно свинцом налита, и язык безжизненно прилип к глотке. Он хватал ртом воздух.
Как может чувствовать себя человек на следующий день после похорон друга? Фредрик понятия не имел, но был рад, что принял душ этой ночью. Он натянул одежду, отломил кусочек питы и вышел на улицу.
Выходя из лифта в участке, он столкнулся с Себастианом Коссом. Фредрик, сжав зубы, встретился с ним взглядом. Инспектор кратко поприветствовал его. В его глазах тлела злость. Могла ли Гюру ему рассказать? Что она вообще имела в виду, сказав, что Себастиану он вообще-то нравится, когда Фредрик проник в нее? Странное высказывание для такого момента.
Фредрику во всяком случае было трудно найти какие-то следы дружелюбия в закрытом лице Косса. Начали ли они подозревать, что он знает о смерти Андреаса больше, чем рассказывал?
Он сглотнул и ускорил шаг по коридору.
Было время ланча, и только несколько следователей остались сидеть в опенспейсе. Кафа была на допросе, чему он обрадовался. Он не знал, что ему стоит ей сказать. Нужно ли признаться, что он тайком подсмотрел ее телефон? Он знал, как бы отреагировал сам, если бы кто-то влез в его мобильный. Он был бы в ярости. В страшной ярости.
У письменного стола, который они делили с Андреасом, он различил фигуру, одетую в белое. Темные волосы собраны в хвост. Тересе Грефтинг. Судмедэксперт сидела на стуле Андреаса. Кто-то поставил на стол картонную коробку, но ничего в нее не положил. Бумаги все еще были разбросаны, кружка, которую Андреас свистнул после учебного посещения Der Polizeipräsident in Berlin[42], была в пятнах засохшего кофе, под столом шумел вентилятор компьютера. Словно Андреас только вышел на ланч.
Тересе повернулась к Фредрику на стуле.
– Привет. Рада видеть тебя, Фредрик.
Он только кивнул.
– Я хотела… посидеть здесь немного. До того, как все уберут. Андреас – это Андреас, но… я буду по нему скучать. Я сейчас уйду.
– Оставайся, – пробормотал Фредрик. Он прошелся взглядом по столу, хотя знал, – то, что он ищет, здесь не найти.
Рядом со столом стоял архивный шкаф Андреаса. Стальной шкаф старого образца. Андреас боролся за то, чтобы сохранить его.
– У него был ключ, – сказал Фредрик то ли себе самому, то ли Тересе. – На связке. Как думаешь, где она сейчас?
– Что именно ты ищешь?
– Папку с делом, над которым мы работали.
Тересе открыла ящик стола и протянула ему отвертку.
– Он бы так и сделал, – сказала она. Совершенно точно. Андреас бы так и сделал.
Фредрик сразу же нашел ее. Андреас во всем любил систему, и на папке стояла буква «Р», Расмуссен. Папка оказалась толстой и бесформенной. Фредрик унес ее с собой в один из многих неуютных рабочих кабинетов полиции. Запер дверь, задвинул занавески на окне, выходящем в коридор, и выложил содержимое папки на стол.
В папке находилось множество вырезок из разных газет. Со времен до и во время судебного процесса. Рукописные списки свидетелей, имена полицейских из отряда мгновенного реагирования, участвовавших в деле, копии бумаг расследования и фотографии. Труп жены Педера Расмуссена в ванной. Сын, лежавший на спине в коридоре, с темно-красным пятном на груди. Фредрик отпрянул от удивления, увидев, что здесь также лежало и фото его самого, Фредрика. И его детей. Распечатки их аватарок на фейсбуке.
Это были бумаги из Галгеберга. Документы, которые Андреас украл, проникнув в дом, где скрывался Педер Расмуссен.
В отдельном конверте лежал полицейский отчет. Конверт был другого цвета, более коричневый, и на отчете стояла печать Секретно. Фредрик вытряхнул содержимое. Еще несколько газетных вырезок и мобильный телефон. Вероятно, телефон Расмуссена. С того вечера, когда он пропал.
Фредрик начал с полицейского отчета.
Семь минут спустя он положил очки на стол и стер с глаз слезы.
Теперь он знал, почему Андреас так и не забыл то дело.
Март 1992 года, Кольский полуостров, Россия
Они отнесли Калипсо в квартиру, в которую зашли первой. Пока остальные готовились идти в горный туннель, Эгон мыл и одевал худое тело девочки. Дал ей воды и чашку чая с изюмом. Всего несколько штучек, чтобы не перегружать изголодавшийся организм. Аксель увидел, как у его товарища дрожали руки. Одежда, в которой они нашли ее, насквозь пропиталась жидкими испражнениями. Она была дважды на волосок от смерти. Сначала от болезни. Потом от голода.