Шрифт:
Закладка:
– Юхан, – сказал Фредрик еще тише.
– Можно предположить, что… Были ли у Андреаса мысли что-то с этим сделать? Я хочу сказать… позаботиться о том, чтобы Педер Расмуссен не разгуливал на свободе?
Юхан Фигерас снова опустился на стул. Положил руку на плечо Фредрика и тяжело наклонился к нему.
– Ты спрашиваешь, угрохал ли Андреас того монстра? – На этот раз он не заикался.
Фредрик не ответил.
– В таком случае, я горжусь своим мальчиком.
Опустошив желудок, Фредрик остался стоять на коленях. Тело все еще сотрясали судороги, стекла очков намокли от слез, а спина покрылась липким потом. Крепкая хватка медленно отпускала желудок, и Фредрик осмелился выпрямить спину. Толстый рулон туалетной бумаги с тяжестью стучал по алюминиевому держателю, пока Фредрик отрывал от него кусок за куском. Он начисто вытер усы, провел бумагой по рту и, не рассматривая, отправил ее в унитаз.
Ощущение облегчения от тошноты стало освобождением. Одной рукой держась за стену, он поднялся на ноги, поискал замок, но увидел, что дверь в кабинку чуть приоткрыта. В раковине он умылся и наклонился, чтобы попить. Прополоскав рот, сплюнул и насухо протер очки.
Боже мой, ну и вонь тут. И это не от него. Пахло не блевотиной. Пахло дерьмом. Бам! Бам! Кто-то стоял снаружи и колотил в дверь. Неужели он такой идиот, что запер дверь в туалет вместо двери в кабинку? Фредрик сделал несколько неуверенных шагов назад, обдумывая, стоит ли оправдываться за запах дерьма, но решил, что ему все равно. Он был почти у двери, когда услышал голос.
– Можете, пожалуйста, подождать и не отпирать дверь?
Что за чертовщина. Женский голос.
– Вы ошиблись туалетом. Женский на другой стороне.
Он повернулся. Здесь было три кабинки. Голос доносился из дальней.
– Слышите? Вы ошиблись.
Ответа не последовало. Он, шатаясь, подошел к кабинке и постучал.
– Вы там?
– Очередь, – раздался писк. – Там была очередь, и я не могла ждать.
– Ок. Но я думаю, вам нужно поторопиться. Люди стоят и барабанят в дверь. Наверняка скоро придет охрана.
Он услышал, как отрывается туалетная бумага. Что-то было в ее голосе. Словно что-то не так. Что-то похуже, чем расстройство желудка.
– Я могу вам чем-то помочь? – прогундосил он.
Замок щелкнул, и дверь открылась.
Фредрик тут же ее узнал. Гюру Косс. Жена Себастиана. Она сидела на унитазе, облаченная в черную юбку и темные нейлоновые чулки. Но белой блузки на ней не было. Она прижимала ее к животу под большой грудью, которую поддерживал темный, но почти прозрачный бюстгальтер. Макияж вокруг глаз размазался, светлые волосы собраны в пучок. Гюру шмыгнула носом и посмотрела на него с виноватой улыбкой.
– Какой-то идиот в баре попал мне локтем в живот. И произошла… протечка.
Она посмотрела на шелковую блузку, и Фредрик увидел, что на ней были пятна испражнений.
– Я… заперла дверь, обмылась и поменяла мешок, пока вы… были там, – сказала она и кивнула в сторону кабинки, где Фредрик стоял на коленях, скорчившись над унитазом.
– … Но моя рубашка совершенно испорчена. И я не могу выйти туда. В таком виде.
Она раскинула руки в стороны. Телесного цвета стомный мешок почти сливался с плоским животом.
Фредрик посмотрел на нее и фыркнул, как ему показалось, дружелюбно. Она улыбнулась в ответ. Такой улыбкой одаривают чужого, который вдруг перестал таковым быть.
– Черт, я рад, что здесь нет камер наблюдения, – сказал он и попробовал выдавить легкий смешок. – Тогда ни один из нас не вышел бы из этой ситуации, не потеряв лица.
Затем он снял пиджак, который не менял с похорон, и расстегнул рубашку. Протянул рубашку ей и снова надел пиджак. Не нужно было никакого трезвого взгляда, чтобы понять, что что-то вышло из-под контроля, но сгодится.
Он подождал, пока Гюру наденет большую мужскую рубашку. Она ей шла. И даже лучше чем ему.
– Подождите здесь, я позову вашего мужа.
– Он уехал. Вместе с начальником. Это касалось убийства вашего друга, Андреаса.
Фредрик почувствовал, как внутри у него что-то кольнуло.
– Вот как. Мне позвонить ему, чтобы он вас забрал?
В дверь с силой застучали.
– Это охрана. Открывайте сейчас же!
Гюру покачала головой.
– Не надо. Он разозлится. Он не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, – сказала она и погладила себя по животу. – Ему за меня стыдно.
Снаружи стояла очередь из мужчин. Фредрик узнал многих из участка. Охранник попытался дать ему нагоняй, но Фредрик попросил его катиться к чертям.
На улице лил дождь. Фредрик и Гюру, пошатываясь, побежали к машине Фредрика, которую он припарковал в переулке рядом.
Они сели в машину, и Фредрик повернул ключ в замке. Включилось радио. Ночной джаз. Из бардачка Фредрик достал футболку, которую ему тогда еще дали в пиццерии. «Wham bam, thank you Sam. Pizza that’s making you moan». И сняв пиджак, надел ее через голову.
Гюру положила свою руку на его.
– Фредрик. Тебе нельзя ехать за рулем.
– Нельзя, – согласился Фредрик и откинул голову на подголовник. Это он уже понял.
И они остались просто сидеть. Смотрели на такси и частников, полупьяных людей, бежавших в свете уличных фонарей и рождественских украшений, косо державших зонты и громко разговаривавших. В конце концов она положила руку ему на бедро, и он позволил ей это сделать. Она погладила его по ноге, по внутренней стороне бедра, в паху.
– Гюру…
– Они все и так думают, что мы трахались. Мы заперлись в туалете на… четверть часа?
Одной рукой она стала возиться с его ремнем, но пришлось помогать второй. И Фрдерик подал низ живота вперед.
– Но Себастиан в это не поверит. Я просто покажу ему рубашку и расскажу, что случилось. Он будет благодарен тебе. Благодарен, пока ты будешь держать рот на замке.
Она молча села на него сверху и пристально посмотрела ему в глаза.
– Если есть одна вещь, которую ты будешь вспоминать с этого вечера, то запомни это. Ты нравишься Себастиану. Но кроме него в участке есть и другие силы, и они не желают тебе добра.
Фредрик зажмурился.
Он проводил ее на остановку такси. Они попрощались, и Фредрик посмотрел на «Лумпу». Все еще открыто. Он успеет выпить пару бокалов пива. Он провел рукой по карману. Там лежала пачка обезболивающего. Сильного обезболивающего, которое он украл из шкафчика с лекарствами у Кафы. Видимо, ей прописали их после пулевого ранения, потому что срок годности истек.