Шрифт:
Закладка:
Щелчок, и мотор холодильника зажужжал. Еле слышно, но здесь, в квартире на Соргенфригата, не было больше никаких других звуков.
Фредрик долго стоял на пороге комнаты Якоба. Смотрел на чистый от пыли прямоугольник на столе, куда больше не ставили компьютер. На полу не валялась одежда, а одеяло аккуратно сложено на кровати. Фото собора Трумсе висело на месте. Но паспортную фотографию раста-девочки, подружки из класса, Якоб забрал с собой.
Фредрик позвонил Элис. Спросил, как дела у сына и у нее. Элис напомнила ему о концерте в Народном театре. Осталось всего два дня. Якоб очень хочет, чтобы он пришел. София специально прилетит из Бергена.
– Фредрик?
– Да?
– Якоб очень переживает и расстраивается. Ты не можешь просто запереть свое горе внутри и исчезнуть. Ты должен поделиться им с теми, кто вокруг тебя. С Якобом. Он уже достаточно взрослый, знаешь ли.
Тут она сделала паузу.
– Ты можешь быть лучше.
Беттина не стала драматизировать расставание. Ему было бы легче, если бы он пришел домой в хаос, с вырванными ящиками, разбитыми рамками с фотографиями и раскиданными по гостиной подушками. Но все было не так. Было едва заметно, что она уехала. Не было телевизора в спальне, ее шкаф для одежды пуст, и она освободила полочку в ванной. Две неоткрытые пачки тестов на беременность остались лежать в ящике ночного столика. Должно быть, Беттина пропылесосила собачью шерсть перед отъездом. Таким он наверное ей и запомнится. Беднягой, использовавшим собаку, чтобы начать ссору. Может, он таким и был.
Фредрик нашел ручку с бумагой. Он вообще-то собирался написать сыну мейл, но то, что он хотел сказать, нельзя было просто так выразить. Это нужно было написать от руки, в письме. Он хотел начать, но никак не мог найти нужные слова. Сидя за кухонным столом, он смотрел на красную и оранжевую плитку над плитой.
Собрав бумаги Андреаса и заперев их в своем шкафу, Фредрик переночевал у Кафы последнюю ночь. Он надеялся, что она вернется домой, ему нужно было поговорить. Но она так и не пришла. Ее не было и когда он проснулся. Поэтому он собрал сумку и поплелся домой.
Когда Расмуссена выпустили на свободу, Андреас, видимо, понял, что тот затевает. Тюремный психолог рассказал ему о болезненном интересе Расмуссена к материалам своего дела, и Андреас посчитал, что Расмуссен намерен мстить за смерть сына.
Но что ему было делать? Расмуссен разгуливал на свободе. Мнение психолога сочли неубедительным. Мир полон преступников, которые клялись убить полицейских. Но Педер Расмуссен действительно собирался это сделать. Поэтому Андреас запустил собственное расследование. Должно быть, он пробрался в логово Расмуссена в тот же день, когда они с Фредриком пили в том баре. Поэтому Андреас тогда и вспомнил цитату серийного убийцы Теда Банди. И вероятно, Расмуссен увидел Андреаса, пошел за ним и снял его на видео. Их.
И поэтому Андреас позвал Фредрика выйти из бара? Не для того, чтобы проявить заботу о подвыпившем товарище, а чтобы рассказать, что нашел?
Теперь ничего из этого уже не имеет значения. Потому что Андреас мертв. И он умер из-за Фредрика. Андреас хотел его защитить, так как понимал, что Фредрик не сможет жить, зная, что он убийца. Даже когда жертвой был Педер Расмуссен. Андреас жил, мучаясь угрызениями совести. И он готов был пожертвовать своей дружбой с Фредриком, только чтобы тот не пережил то же самое.
– Ты можешь быть лучше, – сказала Элис.
Какая же это все трагикомедия. Фредрик убил Педера Расмуссена. И все же Расмуссен победил. Потому что он затянул в пропасть вместе с собой не только Андреаса. Из могилы Расмуссен будет разрушать жизнь и самого Фредрика. Двое честных полицейских на алтаре мертвого убийцы.
Фредрик снял колпачок с ручки и начал писать.
Закончив, он сложил письмо и, запечатав в конверт, убрал его во внутренний карман вельветовой куртки.
Фредрик попытался еще раз позвонить Кафе, но она не ответила. Он выглянул на улицу. Все еще светло, но он пошел спать.
Фредрик проснулся только девятнадцать часов спустя. Слабый, но с чувством облегчения. Мучительный ком в груди исчез, и дышалось свободнее. Он принял решение.
Инспектор Косс оставил сообщение ему на автоответчик. Специальный отдел хочет допросить его. Завтра. Это его устраивало.
В прихожей все еще стояла кисло-мокрая вонь от шерсти Кресус. Пока кофеварка громко фыркала, он принес газеты и оделся. Пролистал «Дагенс Нэрингслив». Даже усмехнулся, увидев карикатуру на премьер-министра Рибе, нарисованного с прищуренным глазом, мордой и пастью собаки, и лающим на лодыжку российского министра иностранных дел. Когда вообще последний раз Фредрик вот так сидел и расслаблялся с газетой и чашкой кофе?
С чашкой в руке он подошел к окну. На улице похолодало. И намного. Какой-то мужчина ковылял по наледи, покрывавшей тротуар на другой стороне улицы. Лицо скрыто за поднятым воротником пальто, достававшим до полей старомодной шляпы-федоры. Сугробы окружены коричнево-серым налетом из льда, гравия и собачьего дерьма. Фредрик натянул кошки на обувь и вышел из дома.
Никто из коллег не видел Кафу со вчерашнего утра. При звонке на мобильный уже не было гудков, вместо этого его сразу соединили с автоответчиком. Компьютер стоял на ее столе, и Фредрик знал, что она взяла бы его с собой, если бы собиралась уйти надолго. Он бесцельно нажал на клавиатуру и сел на ее стул, заметив, как щелкнуло в колене, когда он опустился на низкое сиденье. На столе лежали бумаги по расследованию, фотографии с мест происшествия и лабораторные отчеты. Если бы он здесь сидел, что бы он положил на стол последним?
Ежедневник. Он лежал на трубке офисного телефона. Кафа постоянно пользовалась телефоном, так что книжка в кожаном переплете не могла пролежать здесь долго. Последняя запись два дня назад. «13.15. ЭБ встреча с ТАН». ЭБ. Эгон Борг. ТАН, Тронд Антон Неме. Фредрику страшно не хотелось, но все же он набрал номер приемной.
– Привет, Кафа. Что-нибудь слышно от говнюка?
Ее голос был нейтральным. Беттина, должно быть, увидела на дисплее, кто звонит. Он чуть не захотел изменить голос, но это было бы слишком глупо. Даже для него самого.
– Это и есть говнюк.
Тишина.
– Я звоню по работе.
Тишина.
– Верно ли, что начальник встречался с Эгоном Боргом позавчера, в 13.15?
– Да.
– Когда закончилась встреча?
– Я не знаю.
– Спасибо.
Щелчок.
От его руки остались влажные следы на трубке. Они явно еще не были готовы разговаривать.
Кто-то ему говорил, он не помнил кто, что Кафа сидела на допросе, когда Фредрик последний раз был в офисе. Он встал и направился в комнату для допросов, где в прошлый раз они беседовали с Эгоном Боргом. Над дверью горела красная лампочка, предупреждавшая, что комната занята и вход запрещен. Тем не менее, он не мог на этом успокоиться. Ведь Кафа не могла просто так исчезнуть. На нее это не похоже. Он подумал о синяках. Могло ли с ней что-то случиться? Что-то личное? Он постоял, держась за ручку двери, послушал, но дверь была, конечно, звукоизолирована. Резким движением он распахнул ее.
