Март 1992 года, Кольский полуостров, Россия

Весла бесшумно скользили по беспокойному морю. Наступила непогода, и повалил снег. Большие, тяжелые снежные хлопья. Они надеялись, что радары русских будут блуждать в серой массе и не заметят маленькую резиновую лодку с тремя солдатами и девочкой, пересекающую фьорд Западная Лица.

На другой стороне они сняли защитные костюмы. Аксель и Хейхе поделили между собой груз Эгона, чтобы он мог нести в рюкзаке Калипсо. Пока норвежцы сдували лодку, Хейхе поднялся на склон. После выстрела, убившего Бакке, он молчал. Его открытый наивный взгляд исчез. Он постоянно поглядывал на Эгона, и Эгон смотрел в ответ.

Аксель тоже подыскивал слова. Он смотрел на товарища и не узнавал его. Эгон дышал иначе. Глубже и медленнее. Шел иначе. Шире шаг и увереннее. Он говорил иначе. Рассудительно и мрачно. И глаза. Блуждающие и опасные.

Они молча взошли на склон долины. Поднялся ветер. Вместе с падением температуры снежинки стали меньше, легче, а снегопад – более густым. Ветер разносил его по горизонтали. Хейхе ждал их на вершине. Черная шерстяная балаклава побелела от снега, и в уголках рта и вокруг носа образовались льдинки.

За каждой возвышенностью волнистого ландшафта намело довольно много снега. В некоторых местах он доставал до колен. В других – земля была почти голой. Видимости ноль, темно. Все что слышал Аксель – это сильное хлопанье капюшона и завывание воздушных масс в вышине.

Через несколько часов местность сменила характер. Она стала неровной, более каменистой, и на заснеженной реке Эгон провалился под лед. Он поскользнулся, выставил руки и оказался в воде до середины бедра. Рукав зимнего костюма окрасился кровью.

– Нам нужно укрытие, – сказал он.

Они нашли реку на карте. На севере она вела к долине, в глубине залива Мотовского. Они пошли по этому пути до ущелья в устье долины. Ветер смягчился, и они разбили палатку, натянув сверху брезент.

Падая, Эгон схватился за острый камень. Глубокий порез тянулся от основания указательного пальца через всю ладонь. Аксель предложил свою помощь, но Эгон отмахнулся, прошипев через сжатые зубы, что сам перевяжет рану.

Они зажгли горелку и сварили суп из пакетика. Гороховый суп оказался жирным и безвкусным. Но Калипсо его жадно выпила. Эгон достал ее из рюкзака и положил в спальник Бьерна Бакке. Ведь ему он был уже не нужен. Труп они бросили в воду у набережной рядом с лабораторией. В мешке для трупов, наполненном камнями.

Поев, Эгон лег рядом с девочкой. Обнял малышку рукой и притянул к себе, так чтобы она смогла согреваться теплом его тела. Его глаза пробежали от Акселя к Хейхе. Жесткие. Жгущие.

Аксель почувствовал, что этим Эгон показывает ему, что он сделал бы это снова. Если бы он вернулся в ту комнату, если бы снова стоял там с пистолетом, если бы Бакке вновь сказал то, что сказал, еще раз… Эгон не сожалел.

Аксель уснул нескоро. Он смотрел вверх на натянутую палатку и слушал. Слушал ветер, слушал бормотание Хейхе и Эгона в глубоком сне, слушал быстрое мелодичное дыхание Калипсо.

Слова Бьерна Бакке были ужасны. Унизительны. Но Аксель понял – то, что он сказал, было не чем иным, как эхом. Отзвуком обвинений, которые Эгон сам направлял против себя. Каждый божий день. Каждый час после несчастного случая. Сержант всего лишь произнес это вслух. И этим он подтвердил самый большой страх Эгона: он был не единственный, кто так думает. Словно тлеющий огонек при встрече с порывом ветра, Эгон вспыхнул. И пламя пожрало Бакке.

На рассвете шторм все еще бушевал. Аксель сдул пар с кофе. Прочистил глотку.

– Ну, – сказал он. – Что теперь?

Эгон посмотрел на него снизу вверх. Затем на Хейхе.

– Мы передадим вирус, – сказал он кратко. – Затем все вместе вернемся к нашим. Ты, – он показал на шведа, – … поедешь в Швецию. И дослужишь свой контракт с Вооруженными силами.

Эгон поставил наполовину полный котелок с водой на огонь. Затем повернул регулятор, пока газовое пламя не стало высоким и синим.

– Я позабочусь о ней. – Он положил руку на плечо Калипсо. – И о Сюзанне.

Стаффан Хейхе прислонился спиной к горе. Температура стала комфортной, и он расстегнул на горле форму. Сдвинул назад фуражку, и жирные светлые волосы выскочили на лоб. Вдоль пробора виднелись остатки камуфляжной краски. Он уставился на Эгона. Большие серые глаза казались любопытными. Почти вопрошающими. Какая интересная реакция. И Акселя осенило. Стаффан Хейхе лишен чувства страха.

Но Эгон не понял этого, нагнувшись к шведу.

– Бьерн Бакке запаниковал, когда группа русских солдат подошла слишком близко. Был шторм, мы потеряли друг друга, а когда шторм стих, сержанта не было.

Эгон поднес забинтованную руку к пламени. Оно зашипело и потухло. Сопло злобно запищало, и запах этантиола стал навязчивым.

– Никто не знает, что случилось с сержантом Бакке, – медленно проговорил Эгон. – Он просто исчез. Понятно?

Хейхе улыбнулся. С камуфляжной краской он напоминал Акселю клоуна. Такого трагического персонажа, про которого никто не знает, что он на самом деле думает.

– Det är en död soldat vid en kaj i Litsafjorden. En dag stiger han upp, Egon Borg. För med mord, följer ett pris. Det priset vill jag inte betala. Inte för deg[48].