— Савка… ты чего? — Метелька всё-таки не удержался.

— Слушаю я… — отозвался я. — Не мешай.

— А…

— Тихо!

— … так вот, большей частью попадали в госпиталь со всякою мелочью. Один там руку сломал, другой — вывихнул. Порез глубокий. Или вот ещё трое с зубами маялись. Не было причин умирать. Ладно, когда инфлюэнцы эпидемия случилась, или вот пневмонии. От них каждый год кто-то да уходит, а порою и не один. Но… ещё был случай, что собака покусала. Не крепко, нет, но надобно колоть от бешенства. Да и укусы чуть загноились.

— А он всё равно помер?

— Именно. Антон написал, что сердце остановилось. Но с чего бы? Потом это окно. Иконы… дети икону сдвинуть не могли. Они специально повешены так, что и взрослому без лестницы достать неудобно. Всё же… были прежде прецеденты, когда выносили. Потом окно. Задвижку открыли изнутри. И тварь приманили. Фёдор камень мне показал. И Михаил Иванович подтвердил, что камень этот с той стороны. Значит, кто-то сумел тварь принести, положить и выпустить… если бы не те смерти, я бы решила, что мальчишку просто хотят убить… но… зачем? Кому он нужен?

— Скорее уж кому не нужен. Но тут гадать можно до второго пришествия.

— Михаил Иванович прошёлся. Замерял что-то… сказал, что фон не стабилен, но понять, есть ли тварь не выйдет… но вот цикличность. И выбор жертв… я нашла снимки. Не всех, но последние годы… парни светловолосые, похожие друг на друга. Ты же знаешь, что они зациклены на… и сумеречник вполне способен бывать на той стороне. Точнее тварь его… могла притащить и камень, и остальное устроить. Просто испугалась, что дар у парня проснулся, что… заметит его. Скажет. Даже сам не понимая, что видит. Или просто… не знаю. Я вот даже не уверена, что этот сумеречник есть. Всё ведь может оказаться совпадением…

Тень заворчала.

А я ощутил, как живот сводит судорогой голода. Ох ты ж… заслушался на свою голову. Я дёрнул тень, возвращая, и сглотнул слюну.

Надо… поесть надо бы.

— Идём, — я схватил Метельку за руку и потащил к конюшне, в которой мы припрятали остатки вчерашнего пиршества. Будем надеяться, что мыши там ещё не всё сожрали.

Потому как…

Кушать хочется.

Очень.

Глава 29

Глава 29

«…также вызывает тревогу стремительный рост числа публичных домов, количество которых за прошедшие пять лет увеличилось наполовину. Отдельно стоит обратить внимание, что наибольшую прибавку показывают так называемые „чёрные“ дома, сиречь третьего класса, санитарные условия в которых зачастую пребывают на грани. Во многих выявлены факты чрезмерной эксплуатации женщин, а также подделки документов, в частности врачебных печатей в медицинских и духовных картах работниц, многие из которых в реальности давно не посещали ни целителей, ни храмы…»

Из доклада комиссии по делам сиротских приютов, домов призрения и публичных домов о насущных проблемах вверенных попечению заведений.

Еремей не возвращался, что меня вот нисколько не печалило. Мы с Метелькой, забравшись на стожок сена, сосредоточенно жевали. Метелька и воды набрал отстоявшейся, из бочки, из которой коням наливали. Без воды сухие булки жевались не слишком-то хорошо, да и моё чувство брезгливости давно уж адаптировалось к местным реалиям.

— Метелька, — я отломил кусок сыра. Чутка заветрился, корка успела затвердеть, но зато сытно. — Слушай, а ты что про сумеречников знаешь?

— Ну… — Метелька потёр бок и вздохнул. — Я думал, он нас зашибёт!

— Кто?

— Еремей. Всё нутро отбил.

— Не свисти. Он аккуратно.

— Ага, так аккуратно о землю хрястнул, что из меня весь дух вышел. Меня и батя-то так не бил! А он ведь не жалеючи. Одного разу и поленом запутил. С пьяных глаз-то. Но я увернулся. Тут же ж… хрен увернёшься.

— Можешь отказаться, — предложил я, разламывая последний калач пополам. — Не думаю, что силком держать станешь.

— А вот хрена! — Метелька скрутил кукиш. — Ты это… не говори ему… я ж знаю… батя сказывал, что благородных с маленства гоняют. От как ходить научатся, так сразу и наставников зовут, ну, чтоб сильными выросли, умелыми…

Очень даже может быть. В рамках нынешнего мира физическая сила должна иметь немалое значение.

— Я, может, и не дарник, но тоже хочу так, как Еремей. Видал, какой он?

Видал.

И на шкуре своей ощутил.

С ним бы я и там, дома, в лучшие свои времена не факт, что справился бы. Там-то мы, как ни крути, больше огнестрелу доверяли. Нет, дядька Матвей меня учил, но… разница есть.

Большая разница.

— А что ною, ною… ну, это для души.

— Бывает. Так о сумеречниках что? Что у вас о них говорили?

— Ну… так-то о таком не принято. Ну, чтоб не накликать, — Метелька оглянулся и, убедившись, на конюшне мы вдвоём, наклонился ближе. — Говорят… говорят, что так-то сумеречника от обыкновенного человека не отличить. Что ежели сам он тень в душу пустил, то её разве что брат-исповедник обнаружить и способный. Но так-то они редко… ну, чтоб силком человека… это вон если преступник какой. Или этот… терр-рист.

— Террорист?

— Ага. Бомбистов всех-то, сказывали, к исповедникам отправляют, ну, чтоб поглядеть, сильно ли душа порчена и вообще, чего у них в мозгах. А так-то они редко из монастырей куда… вот дознаватели, те ездят. Ну, вроде того, который у нас был.

— А они что чуют?

— Так… всякое от. Скверну ежели. Или так-то тень. У них же ж сила вышняя, она иная, теней не любит.

Но тень во мне Михаил Иванович не ощутил.

Точнее в Савке.

И меня