но в драку не полез. Максимум – попытался бы удрать. Уличной гопоте не было смысла его убивать.

– Вот оно что… Резонно. – Руководитель вновь помолчал. – В общем, учитывая все обстоятельства, я беру расследование «Девочки с куклами» под личный контроль. Шиповник, доклад каждый день.

– Слушаюсь.

– Или по мере поступления новой информации.

– Слушаюсь.

– Свободны.

В коридоре, естественно, отойдя от кабинета на приличное расстояние, оперативники переглянулись и Шиповник тихо спросил:

– Обратил внимание?

– Сразу же, Егор Петрович, – ответил Феликс.

– Вот то-то…

Они действительно понимали друг друга с полуслова и потому не произнесли вслух то, что заметили во время разговора с руководителем: как только стало известно о смерти Наиля Зарипова, слово «суицид» перестало витать в воздухе.

– У тебя что по плану?

– Шевчук, – коротко ответил Феликс.

– Хорошо, – одобрил Шиповник. – Совещание будет недолгим.

Так и получилось.

Подполковник извинился перед подчинёнными за задержку, быстро раскидал «текучку», остальные вопросы велел решать «в рабочем порядке» и на том закончил. Затем Шиповник отправился к Анзорову, а Вербин к Шевчуку. И лишь подходя к машине и достав зазвонивший телефон, Феликс вспомнил, что с нетерпением ждал наступления сегодняшнего дня потому, что хотел увидеть и оценить реакции связанных с расследованием людей на публикацию «Девочки с куклами». Руководитель своими впечатлениями поделился – ожидаемыми и не имеющими отношения к поиску убийцы. Теперь, судя по всему, начались интересные звонки.

– Феликс?

– Добрый день, Изольда.

– Добрый день, Феликс, – опомнилась Нарцисс. – Вы уже читали?

Они с ведьмой не понимали друг друга с полуслова, но в данном случае уточнять, о чём идёт речь, не требовалось.

– Да, читал. – Вербин остановился около машины и закурил.

– И что скажете? Или это вы писали?

– Вы мне льстите, Изольда, я бы не смог написать столь длинный и связный текст.

– Но вы приложили к нему руку? Как источник информации?

– Не думаю, что вы мне поверите, но нет, не приложил. И, забегая вперёд, скажу, что по шапке я уже получил от ваших единомышленников из высоких кабинетов.

– Мне жаль.

– Мне, в общем, тоже не весело. – При необходимости Вербин становился идеальным лжецом. Тем более по телефону.

– Крепко досталось?

– Нормально. Чуть больше обычного, но я справлюсь.

– Не сомневаюсь. – Нарцисс помолчала. – Правильно я понимаю, что после такой шумихи расследование точно будет доведено до конца?

– Я бы довёл его до конца в любом случае.

– И вам бы ничего не помешало?

– То есть вы больше не верите в суицид Виктории? – почти небрежно поинтересовался Феликс.

– Кто я такая, чтобы сомневаться в официальной версии? – Нарцисс ответила без всякой иронии. – Вам виднее.

– Я не сказал, что публикация отражает официальную версию.

– Но вы её не опровергли.

– Может, я хотел услышать ваше мнение?

– Вы его услышали, Феликс, я вам поверила. И статье поверила. Я прочитала её дважды и отметила, что она продумана и логична.

– Но в ней изложена одна из версий.

– Не подтверждённая, как я понимаю.

– Почему вы так решили? – насторожился Вербин.

– Будь у вас улики, вы бы уже арестовали убийцу, Феликс. Потому что мы с вами знаем, кто он.

– И кто же он?

Однако отвечать на этот вопрос Изольда не собиралась. Она его «не услышала».

– И ещё мы знаем, что неопровержимые улики можно было обнаружить только в квартире Вики, и если вы ничего не нашли, значит, и не найдёте. Мне очень горько об этом говорить, Феликс, но лучше бы вы согласились с версией самоубийства и не начинали расследование.

– Почему?

– Потому что если всё, что написано в статье, правда, вам придётся жить с пониманием того, что убийца остался безнаказанным. – Нарцисс выдержала паузу. – Или это будет не в первый раз?

Ведьма попыталась нанести продуманный и очень жестокий удар, но Феликс не обиделся. Потому что не услышал в голосе Нарцисс зла. Зато в нём были боль и сочувствие – к нему. Ведьма… или экстрасенс… или просто очень хороший психолог Изольда Нарцисс прекрасно в нём разобралась и поняла, что проигрыш в расследовании Вербин переживает намного тяжелее, чем демонстрирует, и показала, что разделяет его чувства.

– Я не имел права не начать расследование, потому что произошло убийство, – ответил Феликс. – Что же касается остального, то я не мститель. – Он глубоко затянулся, выдохнул дым, бросил окурок в урну и закончил: – Я полицейский, Изольда, я служу Закону. И что бы я ни думал, какие бы версии ни строил, опираясь на косвенные доказательства, я не стану называть человека преступником без неопровержимых улик.

– Даже если точно знаете, что он убийца?

– «Точно» – понятие относительное, Изольда. Сегодня я «точно» знаю одно, а завтра другое. Мне нужны доказательства, которые не изменятся.

– Этим вы себя утешаете?

– Этим я отличаюсь от преступников, какими бы мотивами они ни руководствовались.

Женщина выдержала очень длинную паузу, после которой тихо спросила:

– Вы верите в закон?

– Я верю в Бога, Изольда, а закону я служу.

– С одной стороны я рада это слышать, Феликс, – сказала Нарцисс. – С другой… А как же справедливость?

– Справедливость – это когда уверен, когда есть неопровержимые улики. Только так.

– Хорошо. – Ещё одна пауза. – Вы ведь не против, если я буду вам иногда звонить?

– Не против, – улыбнулся Вербин. – Общение с вами доставляет мне удовольствие.

– Приятно слышать.

Феликс убрал телефон и выехал на улицу, до встречи с Шевчуком оставалось меньше сорока минут.

Из дневника Виктории Рыковой

«Куклы смотрят на меня, но это не сон.

И не видение.

Не мой ночной кошмар, а моя непонятная реальность. Шесть красивых кукол сидят на кровати в ряд и шепчут, что готовы расступиться, чтобы я устроилась между ними. Они молчат, но я слышу их шёпот. Они зовут, но я знаю, что это ложь. Куклы не умеют говорить. А шепчет мне сама Смерть.

Ведь скоро – четырнадцатое.

Мой любимый день.

Куклы не понимают слово „Четырнадцатое“, а Смерть его знает. И видит, что я его жду. Мы все его ждём, даже куклы, которые не умеют говорить и думать, которые пусты, зато красивы, которых я купила, чтобы посмотреть, как они рассядутся на моей кровати в ожидании Дня.

Которых я не боюсь.

Я смотрю на них и понимаю, что не боюсь. Ведь они не символ, не посланники и даже не послание – они всего лишь мой сон. Сон обрёл реальность, потому что я так захотела, и будет реальным настолько, насколько я этого захочу, ведь я управляю своей реальностью и никому не отдам это право. Я купила кукол, чтобы убедиться, что