— У тебя все еще есть вещи Валентино? — наконец-то я добрался до причины, по которой здесь.

— Что тебе нужно? — хмурится он.

— Ты, наверное, помнишь, что двадцать с чем-то лет назад Валентино расследовал дело о торговле людьми, когда они наткнулись на меня, вернее, на то, что от меня осталось, — я грустно улыбаюсь. — Я хочу знать, есть ли у него информация о той организации и о проекте «Гуманитас».

— Проект «Гуманитас»? — он поднимает бровь, встает и направляется к своей картотеке. — Я помню, что видел это название, дай-ка посмотрю. Но я должен предупредить тебя, Тино оставил свои дела в запущенном состоянии. Сомневаюсь, что здесь есть что-то, что может помочь. Что касается двадцати лет назад… — он прервался, выглядя задумчивым. — Мой отец все еще должен был быть рядом, так что у него должна была быть большая часть информации.

Он начинает листать папки, внимательно просматривая документы.

Отец Марчелло был интересной личностью. Немного слишком садистский на мой вкус (ирония судьбы, я знаю), он был определением психически больного.

— Вот, — говорит он, доставая папку и протягивая ее мне. — Здесь немного, но это единственное упоминание о проекте «Гуманитас», которое я помню. — Он возвращается на свое место. — Почему ты занялся этим сейчас? — спрашивает он, но я занят изучением папки в своих руках.

— Ты знал, что твой отец хотел инвестировать средства в доктора Майлза Холлоуэя?

Папка содержит деловое предложение, представленное доктором Майлзом Холлоуэем отцу Марчелло, с просьбой о сорока миллионах долларов. Предложение рисует проект «Гуманитас» как программу реабилитации, призванную создать идеальных солдат, уничтожив их представления о добре и зле и сделав их восприимчивыми к слепому выполнению приказов — идеальными машинами-убийцами. Однако в предложении упоминается только поведенческая терапия, а не какие-либо физические эксперименты.

— Нет, в чем дело?

— Он хотел, чтобы твой отец заплатил ему сорок миллионов за доступ к его исследованиям, — я ухмыляюсь, внезапно поняв смысл присутствия Валентино в лаборатории, когда меня нашли. — Полагаю, твой отец хотел увидеть своими глазами, во что он собирается вложить свои деньги, поэтому он послал твоего брата проверить проект — разумеется, инкогнито.

— И он нашел тебя, — говорит Марчелло, выражение его лица серьезное. Я киваю.

— Знаешь, Тино никогда не рассказывал мне, как именно он оказался в этом месте. Если подумать, то кажется необычным, что он чудесным образом нашел тебя, когда твой отец не мог найти тебя годами.

— Именно. Твой отец никогда не делился своими знаниями о проекте «Гуманитас», и теперь мне приходится задаваться вопросом, не был ли он каким-то образом в этом замешан.

У него было много возможностей рассказать моему отцу, кто и зачем похитил нас с Ваней, но он так и не сделал этого. Может быть, он просто не хотел себя выдавать.

— Можешь ли ты проверить финансы твоего отца в то время? — спрашиваю я Марчелло, надеясь, что смогу найти хотя бы бумажный след.

— Сделаю, — бодро кивает он, и я поднимаюсь, чтобы уйти.

— Что с тобой там случилось? — спрашивает он, когда я уже направляюсь к двери. — Почему ты хочешь найти их сейчас?

Я слегка поворачиваюсь, пожимая плечами.

— Из-за того, что случается с беспомощными детьми, — добавляю я, не желая вдаваться в подробности. Я могу не помнить, что произошло, но мое тело - это другая история. — Майлз и еще один человек были теми, кто настроил Мишу против моего отца и нашей семьи, пообещав ему руководство, если он поможет им. И Майлз — тот, кто забрал Катю.

— Понятно, — отвечает Марчелло, засунув руки в карманы. — Я посмотрю.

— Спасибо, — я отдаю ему шуточный салют и ухожу.

Поведенческая терапия.

Помимо экспериментов, они также проводили поведенческую терапию. Тогда... что если мои провалы — результат этой терапии? И что, если у них есть лекарство?

Не успеваю я задуматься об этом, как в голову вторгается другая мысль, и я обнаруживаю, что тайком пробираюсь наверх, с легкостью находя комнату Сиси.

— Я же говорила тебе, что я не в настроении, — слышу я ее голос, когда медленно открываю дверь.

— Ты, — она нахмурила брови, когда увидела, что я вошел в ее комнату и закрыл за собой дверь. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, прищурившись.

На секунду все мое настроение портится, когда я понимаю, что мне здесь не рады.

— Я был в гостях у твоего брата и решил заглянуть, — я притворно улыбаюсь.

— Ты слишком рискуешь, — хмурится она, вставая с кровати и подходя ко мне, — мы тоже только что виделись.

— И что, если я захочу увидеть тебя снова? — я дарю ей свою самую очаровательную улыбку, когда моя рука пробирается вокруг ее талии, притягивая ее к себе. — Скажи мне, что ты скучала по мне. — Я вдыхаю аромат ее свежевымытых волос, и впервые за сегодня я чувствую себя умиротворенным.

— Мы только что виделись, — вздыхает она, — когда бы у меня было время скучать по тебе? — она поднимает бровь, пытаясь оторвать мои руки от своего тела.

— Тебе лучше уйти, пока никто не нашел тебя здесь, —повторяет она, и я чувствую себя совершенно ошарашенным.

Что случилось? Что я сделал не так?

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашиваю я, внезапно беспокоясь о ее травме. Моя рука касается ее лба, но она останавливает меня, отбрасывая ее.

— Да, не волнуйся. Я просто устала и хочу спать, — она поворачивается ко мне спиной, возвращается к кровати и забирается под одеяло.

— Ты должна. Ты недостаточно спишь, — говорю я ей, беспокоясь, что задерживаю ее слишком поздно ночью. Присаживаясь рядом с кроватью, я кладу свою руку поверх ее.

— Да... — соглашается она, но что-то в выражении ее лица беспокоит меня. — Может, нам стоит перестать видеться на несколько дней, — предлагает она, и ее слова совершенно выбивают меня из колеи.

— Что ты имеешь в виду?

— Чтобы я могла немного отдохнуть, — она зевает, зарываясь поглубже под одеяло.

Я собираюсь