Шрифт:
Закладка:
Князь ещё раз поклонился и вышел.
К западу. Хмм… Там же расположены земли князя Петра Шаликова, отца Живчика и Ники. Ну что же, пока делать нечего, так почему бы не навестить красивую девушку, и заодно попробовать найти отца Фёклы.
Опять пришлось, конечно, побеседовать с императрицей, но раз я не отправляюсь на войну, а всего в соседнюю губернию, то Елена Седьмая согласие своё дала. Ладно, остался год, а потом я уже не буду обязан не то, чтобы обговаривать необходимость куда-нибудь уехать, но и вообще задумываться над тем, что мне кто-то это запретит.
Пара десятков моих гвардейцев-кавалеристов были собраны скоро. Я решил поехать на одном из польских коней, дабы прочувствовать различие с тем, на котором ездил в последний год. Хмм… Непривычно, конечно, поскольку в седло взбираться высоковато, да и животное более норовистое, с агрессивным характером. Пришлось два дня до отправления, приходить к нему и кормить овощами и сахаром. Дороговато мне обошлось это знакомство с четвероногим, но безопасность важнее. Конюхи, правда, всем своим видом показывали своё неодобрение идеи наследного принца отправляться в поход, пусть и недлительный, именно на этом скакуне, но делали это не слишком заметно.
Наконец, отряд в две дюжины верховых, выехал за ворота и потихоньку поехал по пути, ведущему на запад. По нему я ездил, ещё тогда, когда самостоятельно рекрутировал новобранцев. Дорога до границы с Коломенской губернией была почти разбита из-за весенней распутицы, но благодаря тому, что она имела государственное значение, её периодически ремонтировали.
В принципе, в поездке я ничего нового для себя не увидел. Всё те же деревни чьи жители так и не понимают, к чему стремиться, – к достатку, для чего надо несколько упорнее работать на земле, или к сравнительной бедности, когда можно и на печи почаще лежать. Кстати, ту печь, что мы считаем исконно русской, в моём прежнем мире появилась примерно в года правления Петра Первого. До этого печи чаще представляли собой отдельные кирпичные или каменные горки, стоящие вне дома под особыми навесами.
Так что никакой Илья Муромец, живший более чем за пять столетий до восшествия на престол династии Романовых, никак не мог лежать на печи тридцать лет и три года… Не мог по той причине, что никаких лежанок на них в те времена не было. О чём это говорит? Что данный эпизод был придуман, в лучшем случае, в восемнадцатом веке. Даже нет, скорее в девятнадцатом, поскольку раньше избы топили по-чёрному, и лежать безвылазно на печи, означало постоянно дышать дымом.
И опять я видел в деревнях следы пожарищ, пожравших с десяток домов лишь по той причине, что люди привыкли жить кучно. Ну поставь избу на двадцать метров подальше, и живи спокойно! Нет, надо чуть ли не стена к стене. В чём заключалась причина такой строительной традиции, я понять не мог. Вероятно, раньше, когда место под деревню надо было освобождать от леса, люди не могли себе позволить жить не кучно.
Я уже предлагал на Малом совете обязать при строительстве новых селений учитывать противопожарную безопасность. Но мою речь, как и некоторые другие задумки, министры встретили в штыки, мотивируя тем, что площади, занимаемые новыми деревнями, увеличатся раза в два, уменьшая посевные земли.
До села Рогож, рядом с которым находится усадьба князя Петра Шаликова, отряд добрался к вечеру третьего дня. Пока Кирилл с Мефодием, взятыми мною в отместку за их лень, стучались в ворота, я усмехался, представляя, как сейчас обрадуется хозяин внезапному приезду двадцати человек. Мдя… Надо было послать кого-то заранее… Ладно, в следующий раз учту. Заминка произошла из-за того, что сам князь отсутствовал, убыв по делам к соседнему помещику, так что если бы не Полибий и Ника, то ночевать мне в чистом поле. Первый, впрочем, не проявлял никакого явного дружелюбия, но зная кто я, был вынужден пригласить. Девушка же приветствовала как старого знакомого, но без излишнего энтузиазма.
Гостиная зала усадьбы не была настолько изысканной, как подобные помещения во дворце, но смотрелась неплохо. Статуи и разного рода редкости, размещённые в витринах, придавали интерьеру определённый шарм. Мне не очень понравилась обивка стен жёлтоватой тканью, но раз все фломастеры на вкус разные, то и придираться незачем.
Стол, за которым мы обедали, не был изящным, что несколько удивило. Лишь разглядев, что дерево, из которого он был сделан, довольно старое, стало понятно, что эта древняя вещь, вероятно, принадлежит княжескому роду уже несколько столетий. Стулья, напротив, были резными и удобными.
– Что Ваше Высочие привело в наши края? – сын князя постарался быть гостеприимным.
– Решил посмотреть, как живут мои подданные, – не стал откровенничать я. – А то скоро война, и многие захотят примкнуть к армии.
– Война? – оживился Живчик.
– Война? – испугалась Ника.
– Война. Ближе к осени… – подтвердил я. – На этот раз нападать будем мы, так что разорений земель Империи не предвидится.
– Мы краем уха слышали о каких-то приготовлениях, но не подозревали, что так скоро, – Полибий явно заинтересовался новостью, и его прежняя отчуждённость почти улетучилась. – И много войск будет послано и куда?
– К счастью, воинов, вынужденных туда отправиться, будет не очень много, а вот дворянам, желающим присоединиться, на Малом совете было решено не препятствовать, если они пойдут во главе отрядов, набранных за свой, как говорят ляхи, кошт.
В глазах княжича загорелся огонь, да и движения его стали нервными, указывающими на высокую степень возбуждения. Ника это заметила и охнула:
– Полибий, неужели ты собираешься присоединиться?
– Конечно, сестрица! Такое событие ну никак не можно пропустить. Это же не стычки с полудикими степняками, а самая настоящая культурная европейская война! Любой дворянин, который будет в ней участвовать, покроет себя славой!
Я лишь наблюдал за этим разговором и не вмешивался.
– Вы, принц, конечно, тоже туда отправитесь? – с интересом спросил Живчик.
– Нет, – как можно равнодушнее ответил я. – Эту войну затевает король Поляндии и мне, как наследнику престола, невместно быть под его рукой. Вот если бы эта война была нужна нам, то я начал собираться бы первым.
Парень не стал вдаваться в вопросы субординации, и по его надменному виду, что он начал напускать на себя, было видно, как прежняя гордыня снова вскружила голову. Ника же сидела бледная,
