Шрифт:
Закладка:
Еще бы с Хавьером разобраться, но того пока от супруги не вытащить. Накормила, напоила — и то дело. Ладно, я пока пойду, собой займусь. Потому что через несколько часов тому же т-Альего потребуется дружеская помощь и забота. И надо бы к раэну Ледесма заглянуть. И с ректором переговорить.
Два отличных лекарства от стресса — алкоголь и сон. Вот, пусть его напоят и спать положат, прямо в больнице. А дальше — пригляжу.
Интерлюдия 1
Хавьер сидел у кровати и держал жену за руку.
Держал, и сам не знал, что он чувствует.
Стыд, наверное.
И в то же время такое облегчение — кто бы знал! Безумное!
Ему было даже немного страшно, такой тяжкий груз падал с его плеч.
Жена? Да.
Нелюбимая. Ревнивая. Скандальная и истеричная, злая и позорящая его на каждом углу.
Мать его ребенка. Мать, которая не смогла дать дочери ничего. Хавьер-то знал, что и у дочери счастья в жизни мало, а все потому, что она взяла пример с Магали. И так же ругалась с мужем, так же закатывала истерики, все так же…
Кто из мужчин это потерпит? Кому такое понравится?
То-то и оно.
С одной стороны, Магали была и остается его супругой.
С другой?
Жена должна быть опорой, а он получил себе камень на шею. Увесистый такой, и тонул все эти годы в безнадеге, понимая, что титул он не получит, равно как и Гальего, а вот к нелюбимой и склочной бабе будет прикован до конца своих дней.
Оказалось — ее дней. Не его. И эс Хавьер внутренне радовался этому. И стыдился своей радости.
Магали шевельнулась, открыла глаза. Не так-то легко убить себя ударом в живот, это требует навыка. Если не попадаешь в крупный сосуд и не истекаешь кровью, смерть от раны может занять несколько часов. Очень неприятных часов.
— Хави? Что со мной?
— Ты не помнишь? — Хавьер распрямился. Выпустил руку жены, и та мягко упала на одеяло. — Нет?
Магали задумалась.
Хавьер видел, как меняются выражения ее лицо по мере осознания.
Злость, ярость, ненависть, гнев, удивление, неверие…
— Я — не умерла?
— Умрешь, — проинформировал он, не собираясь церемониться. — Но не сразу. Может, сутки или двое еще продержишься.
— Я не чувствую боли. Только все странно как-то…
— Ты на обезболивающих. Сильных.
Эсса Магали задумалась.
— А ты… тебя можно поздравить, Хави? Ты добился своего?
— Чего? Твоей смерти? Я тебя не подначивал убивать раэна Риоса. Не приказывал подставлять Каэтану Кордова.
В глазах Магали блеснул жутковатый огонь.
— Эсса Кордова!
Из уст женщины словно грязь полилась, густая, липка, и Хавьер даже отшатнулся, так не соответствовали эти ругательства белой палате, легким занавескам, рассвету, летнему дню.
— Что она тебе сделала?
— Ты ее любишь, — прошипела Магали, как никогда напоминая кобру. Могла бы — на брюхе ползла, укусить, впиться, отравить собой.
Хавьер качнул головой.
Любишь? Нет, это не то слово. Каэтана Кордова, она… она…
Или — то?
Для него эта девушка, словно небо. Только вот летать он может, а Каэтана для него была недоступна. Была.
— Любишь, — эсса Магали тоже преотлично знала своего супруга. — Я тебя знаю. И… ненавижу!
— За что?
Хавьер искренне не понимал этой логики. Это ему впору ненавидеть. Он же не бил ее, не изменял, пока его не довели до последней крайности, жил вместе, деньги давал, не унижал… это ему впору возненавидеть. Но он не может.
А Магали… та ненавидит, и это видно.
Но за что⁉
— Я тебя так любила, а ты меня — нет. Никогда…
— Неправда, — тихо сказало эс Хавьер.
— Правда! Так ты меня никогда не любил.
Вот эти бабские темы эс вообще ненавидел.
Так, не так… как можно определить, КАК ты любишь? В какой позе, что ли⁈ Что это за бабские выкрутасы⁉ Почему-то он точно знал — Каэтана никогда такого не скажет.
Любишь… любовь или есть или ее нет. Но ведь и без любви люди живут, и неплохо!
— Знаешь, Магали, меня это не сильно волнует сейчас. Я поговорил с Чавезом, мы решили, что позорить твое имя не будем. Небольшой скандал будет, но заглохнет. А в остальном… у тебя есть какие-то особые распоряжения? Ты хочешь что-то огласить? Подумай, я могу пригласить нотариуса.
— А… лекари уверены? — посмотрела эсса.
Ей как-то не верилось в свою смерть.
Вот же она, лежит, и ничего у нее не болит, ну так, чуть-чуть, когда она рожала — больнее было. А муж говорит, что все.
Разве так бывает?
Одно дело, когда в горячке, так, как было… а сейчас-то что? Как так?
— Я позову к тебе лекаря, — встал эс Хавьер. И вышел вон.
Тяжело?
Не то слово. Но через это ему тоже пройти придется.
* * *— Эс Хавьер, идите сюда.
Конечно, Каэтана не могла остаться в стороне. В палату она не полезла, понимая свою там неуместность, но вот рядышком? Посидеть, подождать…
— Каэтана?
— Я. Садитесь и кушайте.
Бутерброд был сделан как-то странно, но Хавьер даже не думал ни о чем. Он умял его в три укуса, получил второй, потом здоровущий кусок мяса, и еще один. И крепкий кофе с капелькой чего-то спиртного.
— Легче стало?
— Да. Спасибо.
— Тогда суньте в
