Шрифт:
Закладка:
V
«Ласарильо» в России
XVIII век, точнее, его вторая половина — время формирования массовой литературы в России, отставшей в этом от Западной Европы[393] на полтора-два столетия. Многие книги для «третьеразрядной» публики воспроизводили модные новинки литературы, адресованной взыскательному и образованному читателю (хотя граница между обоими и тогда, и сегодня очень условна). Русский «Ласарильо» Василия Григорьевича Вороблевского (1730—1797)[394], сделанный с брюссельского, 1701 года (так указано в оглавлении) переиздания брюссельского же издания 1698 года[395], был опубликован в 1775 году (см.: Вороблевский 1775) и позднее дважды переиздан: в 1792 (под названием «Терпигорев») и 1794 годах. Это был предназначенный для «третьеразрядной» публики аналог уже известных русскому читателю нравоописательных авантюрно-бытовых романов Лесажа[396], использовавшего не только нарративную схему испанской пикарески, но и эксплуатирующего «испанскость» и сюжеты и образы испанской литературы XVII века (прежде всего испанского театра). Самое масштабное творение Лесажа — «История Жиль Бласа из Сантильяны», изданная в переводе на русский язык в 1754 году и выдержавшая до конца столетия шесть переизданий, не сразу, но неотвратимо превратилась в эталон «плутовского романа» в новом понимании жанра — как «вереницы новелл, объединенной личностью главного героя» (ИФЛ-1946: 622), превратившегося тем самым в чистую «функцию сюжета». Как плутовская «шахерезада», соотнесенная с современной жизнью в ее разных измерениях и проявлениях — от политических интриг до театральных склок — и в то же время вознесенная над прямым, непосредственным отображением окружающей читателя реальности (действие романа разворачивается в другой стране в семнадцатом — миновавшем — столетии), «История Жиль Бласа» стала в России образцом «высокой» беллетристики. Романы Лесажа сохранили свою привлекательность для русской публики и в XIX веке: в годы славы Вальтера Скотта, Мэтъюрина, Диккенса, Гюго... «Жиль Бласом» зачитывался не только Пушкин, но и Достоевский.
Однако, судя по всему, в «низовой» развлекательно-поучительной литературе, как это ни парадоксально, мода меняется быстрее, чем в «верхних» слоях: к началу XIX века в массовую русскую словесность стремительно вторгаются эпигоны Руссо, Шадерло де Лакло, молодого Гёте, Клингера и др. Но ни на сопереживание, ни на изживание в «бурном» воображении социальных комплексов плутовской роман рассчитан не был: открывающий «Жизнь и приключения Лазариля...» или «Увеселительные приключения Гусман д’Альфараша» (опубликованный в 1785 году русский перевод лесажевской переделки «Гусмана де Альфараче») «простой» читатель эпохи сентиментализма наталкивался в них на жестокость мира, на социальную закомплексованность героя, на метафизическую «старческую» горечь разочарованного повествователя. Характерно, что к концу жизни чуткий к веяниям времени Вороблевский начинает переводить поделки эпигонов Ж.-Ж. Руссо. Время «Лазариля» в России XVIII века ушло, не успев начаться.
О существовании подлинного, «классического» «Ласарильо» 1554 года русской образованной публике стало известно лишь столетие спустя, когда в номере 12 журнала «Северный вестник» за 1892 год появилась статья профессора Московского университета Николая Ильича Стороженко (1836—1906) «Возникновение реального романа»[397]. В ней известный ученый-англист и американист, уделявший немалое внимание и романским литературам — особенно эпохи Возрождения и романтизма, а также литературам русской и «малорусской» (ведь он возглавлял кафедру всеобщей литературы Московского университета), описывает процесс зарождения и развития жанра романа от «библейских повествований о Юдифи, Эсфири и др.», «древнейших памятников повествовательной литературы» Индии и египетской повести о двух братьях до знаменитых пастушеских романов «Монтемайора, Сиднея и д’Юрфе». Но главная цель Стороженко — воссоздать момент внедрения в литературу «плодотворного принципа реализма» — в виде «реально-бытового романа в Испании» (Стороженко 1902: 56—57). В качестве первого образца такого романа ученый и представляет читателю повесть «Жизнь Лазарильо из Тормеса», изданную, по имевшимся у него сведениям, в Бургосе в 1554 году, которую он подробнейшим и достаточно точным образом (хотя и не без комических анахронизмов) пересказывает. Делает он это не по испанским источникам, а пепользуя труды зарубежных коллег, прежде всего американца Джорджа Тикнора, знатока французской словесности, успевшего за недолгое время пребывания в опасной для путешественников-иностранцев Испании «смутного» времени[398] как-то изучить язык, полюбить испанский народ и испанские романсы. Двадцать лет спустя, будучи профессором Кембриджского университета (Бостон, США) и собрав в основанной им Бостонской библиотеке все доступные на тот момент исследования в области гуманитарных наук, Тикнор на протяжении 1838—1848 годов создал свой свод новейших сведений по истории испанской литературы, опубликованный в 1849 году. Трехтомная «История испанской литературы» Дж. Тикнора в переводе Стороженко выходила в Москве на протяжении 1883—1891 годов (см.: Тикнор 1883). У Тикнора Стороженко заимствовал (использовавшуюся позднее не им одним) мысль об «американском золоте», погубившем Испанию, развратившем испанцев и ставшем почвой для появления в стране «паразитов, плутов, авантюристов и других подонков общества», в общем — «пикаро», а также об отражении «нравов и жизни» этих пикаро в плутовских повестях и романах.
Но Тикнор был не единственным источником Стороженко. В статье для «Северного вестника» московский ученый использовал уже упоминавшиеся «Испанские разыскания» А. Мореля-Фасьо, а главное, его перевод бургосского издания «Ласарильо» 1554 года на французский язык (по этому переводу пересказ Стороженко и сделан). При этом Стороженко отметил и некоторые важные особенности поэтики «Ласарильо», которые позднее будут долго не замечаться: в частности, художественное единство испанской повести, которое создается «автобиографической формой», дающей рассказчику возможность представить всё описываемое в свете своего «наивно-лукавого юмора» (Стороженко 1902: 68; ср.: Сиповский 1909: 346).
Вслед за Стороженко «Жизнь Лазарильо» была высоко оценена и В.В. Сиповским — автором двухтомных «Очерков по истории русского
