Шрифт:
Закладка:
Получив желанную добычу, Сара убежала с ним в свою клетку и снова запрятала его под одеяло; после чего успокоилась, вышла из клетки и занялась играми и возней с резиновым мячиком.
Теперь только я уяснил себе причину улучшения здоровья обезьянки и убедился в том, что она сама себя вылечила корешком жэн-шэня, инстинктивно чувствуя его целебную силу.
Врач, приглашенный мною, осмотреть обезьянку, нашел ее на пути к полному выздоровлению.
Мои предположения о чудодейственных целебных свойствах жэнь-шэня он отверг совершенно, высказав свой взгляд, основанный на сопротивляемости организма всевозможным болезненным явлениям.
Само собой разумеется, я остался при своем мнении и твердо верю в изумительную целебную силу женьшень, в чем я неоднократно имел возможность убедиться.
Не смотря на опровержение представителя медицины, факт излечения обезьянки от туберкулеза именно жэнь-шэнем был на лицо.
Пока Сара не поправилась совершенно, я не отбирал от нее корешка, который она тщательно хранила у себя под одеялом. Только, когда она совершенно поправилась, и от туберкулеза не осталось следа, я спрятал корешок в надежное место, но от него осталось не более половины.
Корешок этот достался мне от одного старика-искателя, который вручая его мне, говорил о его редких и исключительных качествах.
Стоимость его была не меньше 2–3 тысяч рублей. Это был настоящий дикий женьшень, прекрасной формы, в возрасте 15–20 лет.
Между тем наступила весна, а затем лето, с его влажным дыханием юго-восточного муссона.
Горная тайга, обступившая со всех сторон станцию Ханьдаохецзы, зазеленела, расцвела и наполнилась ароматом разнообразных лесных цветов и распускающихся смолистых почек.
Сара все чаще и чаще присажавалась к окну и с грустью смотрела на ожившую ликующую природу, на сопки, одевшиеся в свой роскошный летний наряд. Чутким ухом она прислушивалась к зеленому шуму тайги, к неумолчному хору голосов, доносившемуся из ближайших зарослей цветущих лесных полян.
Видимо, ее тянуло в природу, в лес, на свободу. Я выпускал ее в начале на цепочке, но это ее не удовлетворяло. Тогда я попробовал выпустить ее на волю, без цепочки. Она крикнула мне что-то радостное на своем родном языке и исчезла в зеленой стихии леса.
Я пошел-было за ней, думая, что она далеко не уйдет и откликнется на мой зов, но я ошибся: нигде я не мог ее найти и на мой голос она не отзывалась.
Прошло более полдня. Я предполагал уже, что обезьянка ко мне не вернется, но и на этот раз я ошибся, она вернулась сама, проскочила в свою клетку, завернулась в одеяло и крепко заснула.
Во сне она громко вскрикнула и бормотала, очевидно переживая свои новые впечатления.
На следующий день я ее держал дома и она опять не отходила от окна, скучала и жалобно пищала, смотря на меня грустными просящими глазами.
К вечеру она опять оживилась, когда я вынес ее в лес на цепочке, причем она очень выразительно указывала рукой на свой ошейник, прося его снять.
Через несколько дней я выпустил ее в лес с самого утра, где она пропадала до вечера. Вернулась она довольно поздно, когда было уже темно, и старалась незаметно пройти в клетку, но я взял ee на руки и заметил, что она держит какого-то маленького зверька, прижимая его к своей груди. Это оказался бурундук, величиной с мышенка. Вероятно Сара вынула его из гнезда. Он был очевидно голоден, Так-как все время пищал, чмокал губами и сосал подставленный палец. Для того, чтобы накормить его молоком с пальца, пришлось силой отнять его от приемной мамаши, при чем она неистово кричала, кусалась и сдалась только после отчаянной борьбы.
Накормленный бурундук успокоился и улегся спать на руках Сары. Всю ночь она не расставалась со своим детищем, не спала и держала его у груди.
Рано утром я выпустил ее снова и она, не теряя времени, ушла со своей живой куколкой на волю.
На этот раз она не возвращалась домой в течение двух суток.
Я считал ее пропавшей и как-то вечером заглянул в ее комнату, с целью почистить клетку. Каково-же было мое изумление, когда я увидел там обезьянку, сидевшую на своем одеяле с тем же бурундучком на руках. Он был уже мертв, вероятно она его замучила ласками и заботами, кроме того за это время он ничего не ел.
Думая, что я буду отнимать от нее ее сокровище, она прижимала его к груди и старалась спрятать от моих взоров.
Я не стал ее беспокоить и бурундучок остался при ней.
Она не выпускала его из рук и всю ночь возилась с ним. Чтобы предоставить ей полную свободу, я открыл окно в комнате. На следующее утро Сары уже не было, она ушла в лес чуть свет. Я заметил, что за последнее время, т. е. с тех пор, как она гуляет на свободе, здоровье ее значительно поправилось, она перестала кашлять, окрепла и пополнела. Очевидно на ней сказалось благодетельное влияние природы.
Отсутствие ее теперь продолжалось неделю и я уже окончательно махнул рукой, думая, что она не вернется; но в один прекрасный вечер она неожиданно появилась в моей комнате, где я работал, сидя за столом, вскочила ко мне на плечо и начала ласкаться, при чем гладила меня рукой по щеке и по голове, выразительно смотрела в глаза и что-то бормотала на непонятном для меня языке. Это продолжалось с полчаса; затем она соскочила на пол, вошла в свою клетку, перевернула несколько раз одеяло, издала какие-то звуки, напоминающие восклицание, и направилась к открытому окну.
На мой вопрос: «Сара, куда ты?», онa остановилась, села на подоконник, смахнула что-то со своей щеки, как бы слезу, что-то проговорила и исчезла в темноте ночи.
Я вышел на двор, думая, что она там. Звал ее, обошел весь двор, но ее нигде не было. Она ушла в лес и больше не возвращалась.
Я долго ожидал ее возвращения. Ходил часто по ближайшим лесам, звал ее по имени, свистел, стрелял, предполагая, что она отзовется на эти звуки, но все напрасно.
Прошло более месяца. Лето подходило уже к концу. Периодические дожди прекратились. Настала чудная погода на переломе осени.
Воспользовавшись этим, я отправился за грибами в одно из урочищ, верстах в двадцати от станции, где остановился в бараке лесорубов.
В случайной беседе китайцы-рубщики сообщили мне, что они видели невдалеке от барака на дереве маленькую обезьянку, которая несла что-то в руках. Они ее преследовали, бросая шишки, но обезьянка