Шрифт:
Закладка:
Подойдя ко мне вплотную, он отобрал у меня винтовку и передал ее своему оруженосцу. Я таким образом был обезоружен.
Из разговоров за китайцев я узнал, что это был передовой отряд шайки Тун-Хо, известного тогда по всей северной Маньчжурии предводителя. Я знал, что Тун-хо не трогает русских и успокоился за свою участь, но начальник отряда объявил мне, что не может отпустить меня, до прибытия самого Тун-хо. Я молча покорился и должен был идти за хунхузами опять в ту сторону, откуда шел.
На перевале, у кумирни Лао-лин-Мяо хунхузы остановились и я лег под тенью старого кедра, так как в тайге было душно. Возле меня расположился часовой, старый хунхуз безостановочно дымивший своей длинной трубкой.
Остальные хунхузы разбрелись по кустам и их не стало слышно. Так прошло с четверть часа. По свистку своего начальника хунхузы, надев свои вещевые мешки на спину, вышли на тропу и двинулись с перевала вниз, направляясь по восточным отрогам Лао-лина в долину реки Тутахезы.
Я безропотно шел за ними, конвоируемый сзади старым хунхузом. Шли мы безостановочно часа два, спускаясь с крутых склонов хребта, и достигли наконец одинокой фанзы зверолова, расположенной на высоком берегу Тутахезы.
Я бывал в этой фанзе неоднократно и старик зверолов меня узнал и желая ободрить, дружески похлопал по плечу, приговаривая: «Ни-пу-хай-па! Пу-хай-па!», т. е. «не бойся, не бойся».
Хунхузы расположились в фанзе и занялись чаепитием, предложив мне также принять в этом участие.
Под вечер, когда солнце скрылось за зубчатым гребнем Лао-лина, и из таежных падей потянуло морозным дыханием осени, появился еще один отряд хунхузов, человек в тридцать.
Одежда их отличалась разнообразием, но вооружение было отличное и состояло из магазинов Маузера. Начальник этого отряда, по прозванию Да-Лан, отличался огромным ростом и был на две головы выше среднего человека. Пришедшие хунхузы сообщили, что Тун-Хо прибудет ночью и останется в фанзе весь следующий день.
Большинство хунхузов относилось ко мне доброжелательно и даже изысканно вежливо, но часовой все-же неотлучно находился при мне и следил за всеми моими передвижениями.
Так как фанза была очень мала, все хунхузы расположились биваком на берегу реки и представляли собой живописную картину на фоне девственной первобытной тайги.
Наступила темная таежная ночь. Большие костры, разведенные хунхузами, отражались в волнах бурливой Тутахезы и столбы искр крутясь под сводами вековых кедров, уносились в вышину, к звездному глубокому небу. Выставив часовых в обе стороны тропы, хунхузы улеглись спать возле костров на своих козьих шкурах.
В фанзе поместились оба начальника отрядов. Мне так же предложили занять место на канах, чем я и воспользовался, т. к. был сильно утомлен большим дневным переходом. Часовой расположился на полу возле двери и сел у очага, раскуривая свою неизменную трубку. Вскоре хунхузы захрапели; не спал только мой конвоир, да старый зверолов, возившийся с чем-то у очага. Несмотря на усталость, я не мог уснуть и разнообразные мысли наполняли мою голову. Предстоящее свидание с известным предводителем хунхузов волновало меня и я старался представить его в своем воображении, как представлял его себе, простой народ, в виде легендарного героя.
Тун-Хо был известен не только в Маньчжурии, он распространял свою деятельность и на часть Северного Китая, представляя собой значительную реальную силу, которая обратила на себя внимание правительства и заставила его принять меры к ликвидации его деятельности.
Многочисленные шайки хунхузов, комплектуемые из самых разнообразных элементов населения, представляя собой надежный революционный кадр и ядро для готовящегося бунта.
Шайки эти, насчитывавшие в своих рядах до 60 тысяч отличных бойцов, конечно были разрознены и не объединены. Недоставало только человека с сильною волей, популярного и предприимчивого, который сумел бы сорганизовать в одно целое партии хунхузов, разбросанные на обширной территории. Такой человек нашелся в лице Тун-Хо. Китаец по происхождению, он принадлежал к зажиточному классу южной Манчжурии.
B окрестностях Куан-чен-цзы у него были обширные поместья и своя торговая фирма в Инкоу. Имея постоянную связь с хунхузами, по своим торговым делам, отличаясь честностью и справедливостью, он приобрел значительное доверие и популярность не только хунхузских шаек, оперировавших в Маньчжурии, но и среди местного крестьянского населения.
Имя этого человека приобрело известный ореол и многие хунхузские шайки выбрали его своим верховным главой. Сейчас-же после японской войны он становится во главе этих шаек.
Что заставило независимого обеспеченного человека сделать этот шаг и идти на рискованный и опасный путь главаря хунхузов и вступить в открытую борьбу с властью, остается тайной. Настоящая фамилия его была другая, в народе же и среди своих приверженцев он был известен под именем Тун-Хо.
Не мало вложил он своих личных средств в дело организации военных отрядов, но казна его пополнялась, главным образом, налогами, которыми он облагал всех богатых людей, торговые фирмы и предприятия.
С непокорными и врагами он расправлялся беспощадно и подчас жестоко, но вероятно того требовала дикая своеобразная хунхузская психология и отчасти неизбежность создавшихся условий и обстоятельств.
Большая семья его, состоящая из нескольких жен и детей, находилась в одном из его поместий, в районе Куан-чен цзы, и никто не знал, что страшный предводитель хунхузов Тун-Хо, есть никто иной, как уважаемый, почтенный землевладелец и коммерсант южной Маньчжурии. Это обнаружилось уже впоследствии когда сам Тун-хо был задержан и шайки его рассеяны.
Не будучи военным, он сумел организовать и дисциплинировать в одно крепкое целое разнузданную вольницу, состоявшую не только из надежного старо-хунхузского элемента, но в большом проценте из отбросов общества и всякого сброда, преступников и уголовников.
Народная молва приписывала ему, конечно, особые сверхъестественные качества и самое имя его было окружено чудесным ореолом святости и колдовства.
Суд и расправу над своими сподвижниками он производил сам и карающая рука его, вооруженная Маузером, не давала пощады трусам, лжецам, грабителям и нарушителям установленной железной дисциплины. К нему стекались все недовольные, униженные и оскорбленные, угнетенные и преследуемые законом.
Имея всюду своих агентов, Тун-Хо всегда был в курсе всех дел и жизни края, или как говорили тогда, «глаза и уши Тун-Хо везде».
Крестьянам и беднякам он помогал, и они всегда находили у него защиту и покровительство. Обаяние его среди всего населения было так велико, что одно только имя его наводило
