огня, старики с подносами оттолкнули своих юнцов и бросились наперерез эльфам, отчаянно жестикулируя в направлении неба: похоже, испугались, что незнакомцы хотят потушить пламя, потому что оно теперь есть в вышине, но ведь солнце вечером зайдёт, а угли к тому времени уже остынут. Катастрофа!

Надеясь, что дедули имели в виду именно это, Эрьярон сделал то, что собирался продемонстрировать Финдарато — достал кремень и легко поджёг лежавшую под ногами сухую ветку.

Дикари разом ринулись смотреть, как так получилось, едва не посбивав друг друга с ног, окончательно отрезав короля Нарготронда от подданных.

Молодая женщина, пряча за себя детей, вдруг оказалась совсем близко к Инголдо, нечаянно коснулась его, отшатнулась в ужасе, а потом начала пристально рассматривать, склонив голову на бок. Мило улыбаясь и не показывая истинного отношения к грязной дикарке, руки которой, на удивление, были чистыми, эльф попробовал объяснить, что хочет помочь, коснулся груди и смиренно повторил: «Ном».

Женщина очень внимательно осмотрела Финдарато, пшикнула на детей, и те сразу же бросились в украшенный венком из незабудок шалаш.

— Ту! — буквально приказала дикарка, указывая королю на гладко отшлифованный пенёк. Неповиновение из-за непонимания требования рассердило привыкшую к дрессировке детей няньку, и «Ту-у!» зазвучало нетерпеливо. А потом женщина топнула ногой: — Ата-та!

Инголдо почувствовал, что если сейчас не подчинится, то его накажут, словно одного из малышей, и, с трудом сдерживая смех, осторожно сел. Нянька просияла. Когда дети принесли связки сушёной травы и котёл с пахучим отваром, женщина взяла что-то вроде грубой тряпицы и деревянный гребень, который вряд ли мог хорошо расчесать длинные локоны, однако, пожалуй, следовало радоваться, что в племени принято хоть как-то ухаживать за волосами. Орки и Младшие из войска Моргота явно не считали нужным заботиться о внешности. Может, у них считается, что чем грязнее и отвратительнее, тем лучше?

Пока Финдарато думал, женщина начала производить странные манипуляции с его головой. Надеясь, что не обреет налысо, король всё же на всякий случай успокаивал себя — даже если и обреет, волосы со временем отрастут. Всё поправимо, нечего волноваться! Ощутился запах трав, руки дикарки оказались заботливыми и ласковыми, примитивный гребень легко скользил и не дёргал. Инголдо поймал себя на мысли, что манипуляции с волосами оказались приятными. Это немного удивило и несказанно обрадовало.

— Что ты делаешь? — указав на свою голову, а при слове «ты» — на дикарку, спросил эльф.

— Не! Не ты! Няня, — поучительно заявила женщина, тыкая себя в грудь. — Ня-ня. Ня-а-ня-а. У?

«Она что, хочет, чтобы я повторил? Считает, у меня не получается?» — от этой догадки Финдарато едва не расхохотался, зато возникло понимание — нельзя бросаться на чужих со своими знаниями и умениями — нужно позволить дикарям обучать себя, и тогда они будут готовы принять помощь и совет.

— Няня, — мило улыбнулся король, — что это?

— Бр-р-р, фу! — изобразила лицом гримассу отвращения женщина, при этом её руки показали что-то суетливое и бегающее кругами по макушке. — Нет! — она ткнула в отвар, которым только что смочила волосы Финдарато.

«Лечит что ли?» — засомневался эльф, однако осознавал — он пока слишком плохо знает, с кем имеет дело, поэтому пытаться что-то быстро понять бессмысленно. Лучше наблюдать.

Маленький мальчик подошёл с разжёванной на конце веточкой и начал демонстративно чистить зубы, намекая, что надо составить ему компанию. Пришлось снова подчиниться. Дети и их взрослые опекунши начали собираться вокруг Финдарато, матери принесли младенцев, вокруг поднялся шум, и нарготрондский король окончательно потерял из виду своих верных, оказавшихся не в столь милой компании, как их владыка.

***

Оправившись от потрясения, когда сияющий золотом гость оказался не солнцем и не его частью — ведь светило взошло на прежнее место и целиком, старики с углями переглянулись. Орикон напряжённо замер, смотря то на демонстрировавшего горящую ветку друга, то на дикарей, снова ожидая худшего. Пока все молодые члены племени с восторгом и интересом что-то говорили в сторону Эрьярона, а мужчина, который, видимо, был здесь вождём, рассматривал кремень, старики менялись на глазах, причём не в лучшую сторону: один из них был ошарашен и только мычал нечто злобно-нечленораздельное, зато второй не потерял самообладание и продемонстрировал богатую гамму эмоций, которая однозначно не предвещала ничего хорошего. Испуг, что огонь погасят, сменился потрясённым непониманием — когда ветка заалела, в мутноватых глазах прочиталось немое восклицание: «Как?!» А потом появился новый страх, только злой и тщеславный, а ещё — протест. Орикон именно сейчас понял, что эти люди занимали в племени некое особое место, авторитет их основывался на работе с огнём, а теперь положение избранных оказалось под сомнением, и реакция на чьё-то превосходящее мастерство явно не будет столь позитивной, как у музыканта.

— Фу! Фу-фу! — заверещал старик, кинулся к Эрьярону, схватился на горящую палку, погасив в кулаке огонь, а потом с торжеством начал демонстрировать ладонь без ожогов, видимо, давая понять, что пламя было ненастоящее.

Многие рассмеялись, вождь равнодушно вернул кремень эльфу, и племя бы потеряло интерес к произошедшему, если бы не юноша, у которого ещё не росла борода, однако смотрел он глазами зрелого мужа. Паренёк был, как и многие, с заплетёнными тёмными волосами, со шкурками лесных зверьков на бёдрах, а на руке красовались многочисленные браслеты из травы. Протянув Эрьярону ветку, он жестом показал, что хочет попробовать разжечь огонь сам.

— Лучше не надо, — стиснул зубы Орикон, однако его собрат, похоже, пошёл на принцип, желая продемонстрировать превосходство перед диким племенем, поэтому вручил юноше кремень и показал, что делать.

— Ата-та! Ата-та! — в один голос завопили сразу несколько женщин разного возраста, видимо, мать, сёстры или ещё какие-то родственницы. — Ата! А-та!

— Цыц! — прикрикнул на них вождь. — Не ата-та! — Потом взглянул исподлобья на старика, который снова приготовился кидаться в бой, и погрозил кулаком: — Цыц!

Руки юноши оказались крепкими и ловкими, с четвёртой попытки дикарь смог правильно высечь искру. На палке заплясал огонёк, и Эрьярон осторожно указал пальцем на язычок пламени, а потом произнёс:

— Велка. Вел-ка.

— Велка, — неуверенно повторил парень и очень обрадовался, увидев одобрение эльфа.

— Олвен, — тронул Эрьярон ветку.

— Олвен.

— Пф-ф-ф-ф-ф-ф! — возмутился старик, но снова услышал команду «Цыц!» и вместе со своими помощниками, или кем они ему приходились, удалился в странное жилище из глины и камней.

«Похоже, — подумал Орикон, провожая вероятных недругов взглядом, — их дом такой, потому что там всегда горит огонь. Любой иной доступный материал слишком пожароопасен».

— Ата-та! — снова кто-то