Крупный сильный мужчина, отличавшийся от сородичей удивительно здоровым видом, стоял в стороне и молча наблюдал, как братья и мать притащили окровавленного, избитого до полусмерти отца.

Главу семейства попытались отмыть в спешно принесённой из колодца воде, однако преступник отрицательно замотал головой.

— Я всё, — прохрипел он, — счас подохну. Подойдите все.

Под словом «все» подразумевались четверо сыновей, младшему из которых недавно исполнилось двенадцать. Дочери, сестра, мать и жена не считались за людей, многие отцы даже точно не знали, сколько девочек родилось в их семьях, поэтому призыв женщин не касался, и нарушить приказ даже умирающего мужчины было страшно, несмотря на любопытство.

— Валите отсюда, сыны, — синеющими непослушными губами произнёс мятежник. — Валите! Тут нечего ловить. Сгниёте. — Сделав хриплый тяжёлый вдох, отец семейства сдавленно простонал и выдохнул: — Заживо.

Взгляд остановился и начал стекленеть.

Жена вдруг отчаянно завопила, и все понимали, почему: теперь ей точно не жить — вдов, даже почётно потерявших мужей на войне, презирали и могли закидать камнями просто так, а потом скормить оборотням или отдать на опыты тому, кого, как говорили крылатые мыши, за горами называют Сауроном. Вероятные участи казались почти одинаково кошмарными, женщины в ужасе и отчаянии шли на крайние меры.

Однако, на самом деле, далеко не все боялись превратиться в человека-волка: те, кто лично встречались с жертвами экспериментов, если выживали, запоминали, насколько сильны и здоровы становились бывшие чесоточные-чахоточные, ослабленные срамными болячками старики. А что может быть лучше мощи мускулов и прекрасного самочувствия? Ради такого можно и потерпеть! Говорят, у оборотней вечный железный стояк!

— Сдох, гад, — с неплохо контролируемой злобой выплюнул слова старший сын мятежника.

Смотря на свою семью, к которой ненадолго приехал с восточного фронта, боец жалел, что оставил соратников. Да, вдали от дома порой становилось без причины тоскливо, хотелось увидеть родню, дом, дворик и небольшой сад, искупаться в речке за холмом…

Но эта слабость теперь могла стоить всего, достигнутого тяжёлым трудом.

Младшие братья подняли тело отца, понесли на задний двор, чтобы швырнуть в канаву, где уже покоились останки нескольких поколений родичей, живших в этом домишке. Женщины спешно накрыли стол и исчезли с глаз долой.

— Ульг! — позвал старшего средний брат, когда труп был успешно сброшен в канаву. — Поговорить надо.

Сев за скрипучий истыканный стол, сыновья мятежника выпили перебродивших ягод.

— Что делать будем?

Взгляды обратились на успешного вояку: братья понимали — совсем скоро народ придёт в себя от потрясения и начнёт мстить за нарушенный покой.

— Говорите, что тут было, — угрожающе оскалился Ульг, жутко вращая светло-карими глазами.

— Да сучок ему в трубу! — выругался средний брат, недавно удачно женившийся на дочке пекаря. — Зад у них зачесался! Типа, сук, орки людям житья не дают! Эти огнюки, жопы им потушить, тоже задрали! Волколюди жрут детей! Типа, затыкать их в нос, людям житья нет! А почему? Потому шо мы слабее! Но, сук, жопу им поджечь, нас больше, людёв, значит. Вот собрались толпой и…

— И вас поимели, — старший грохнул по столу железной кружкой. Дерево отчаянно заскрипело.

— Да мы-то тут причём, братиш? — третий из сыновей развёл руками. — Батя нам ничё не говорил! Ну клянусь те! Вон! Алкаром и его свитой клянусь!

— Так вам и поверят.

Самый младший мальчишка захмелел с пары глотков так, что сначала зарыдал, полулёжа на столе, а потом заснул.

— И чё делать?

— Батя сказал — валить! — средний закусил сухарём с вяленым мясом, снова выпил. — Перед смертью не врут!

— На восток захотели? — явно напрягся Ульг. — Я за вас ручаться не стану.

— Ты должен, слышь! — взъярился второй сын бунтаря. — Должен, сучок тебя дери! Нам тут крышка!

— Будешь на меня орать — убью!

Третий брат подлил родичам пойла, отвлекая от начинавшейся потасовки. Спорить и уговаривать, он понимал, было бессмысленно — Ульг слишком боится за своё место в восточном войске, чтобы кого-то по собственной инициативе рекомендовать — это ведь ответственность! А вдруг братья подведут? Нет, Ульг рисковать не станет. Слишком жирный кусок подбросила ему жизнь, чтобы так опрометчиво поступать.

Восточный фронт! Это не сидеть сиднем взаперти, горбатясь в шахтах, каменоломнях и кузницах, не доедая, замерзая и терпя унижения от всех не-людей, живущих по соседству. Это не вечное напоминание, что благодатный Даритель вывел людей из тьмы и дикости, привёл к истинному свету и настоящему Владыке Мира, служение которому — честь, счастье и главный смысл жизни любого человечка! Хотели людишки помощи и спасения, не хотели — теперь ДОЛЖНЫ по гроб жизни! Все бесчисленные потомки тех первых спасённых. Работайте, жалкие человечки, отрабатывайте! Благодарите! Целуйте сапоги, которыми вас пинают! Верёвку, которая стягивает руки и шею! Говорите «Спасибо», что ещё можете дышать, пусть и не полной грудью.

А Восточный фронт — это свобода!

Под командованием могущественного воина, о котором говорили, будто он равный по силе Дарителю, бойцы — орки и люди, которым запрещено под страхом смерти враждовать между собой, очищают земли Светлого Владыки от скверны. Говорили, это неплохо удавалось, и большинство захватчиков были вынуждены уйти на запад, либо стали пищей для воинов Владыки. Да, мясо врагов очень полезное! Все знают, если регулярно съедать эльфьи размножалки, собственный торчок будет крепок до глубокой старости!

Восточный фронт — это мечта!

Говорили, будто удалось сломить последнее сопротивление, отравив землю. Кто не передох — сбежал с превратившихся в мёртвый песок почв. Только потом вдруг почему-то понадобилось подкрепление. Срочно понадобилось!

Поползли странные слухи, однако командир Фанкиль утверждал через гонцов, что проблема решена, только воинов нужно больше. Много больше!

Вот Ульгу и повезло! Попал на Восточный фронт.

— Отец сказал — валить! — не унимался второй сын. — Я не хочу подохнуть! Не хочу!

Неожиданно в кухне появилась его жена, делая вид, будто принесла печёной репы. Покрутив бёдрами перед мужем, женщина повизжала из-за мощных шлепков по ягодицам, демонстративно выпятила грудь и снова удалилась.

— Видели?! — выкрикнул подобревший муж. — Любая наша баба, даже немытая, лучше орчихи после купанья! Валить надо! Валить! — Затравленно осмотревшись, мужчина нагнулся над столом. — На самом деле, братиш, я кое-что знаю. Батя, яма ему периной, — голос превратился в хриплый шёпот, — говорил, что надо валить от господ, мать их кверху задом, потому что