Еще один день близился к концу. Я решила остаться до утра, а завтра непременно уйти к Жасмине, лишь бы здесь больше не оставаться.

Пошла мыть руки перед едой и посмотрела на себя в зеркало. Не на что смотреть! Больничная пижама, ввалившиеся глаза и превратившиеся в паклю волосы... Жалкая картина!

Я распахнула дверь и остановилась на пороге своей палаты. У моей постели спиной ко мне стояла Жасмина. Она не слышала, что я подошла. Я приблизилась к ней на цыпочках и руками закрыла ей глаза. Ресницы Жасмины щекотали мне пальцы.

— Венета, как я рада, что ты хорошо себя чувствуешь, — заговорила она и улыбнулась, но ее улыбка показалась мне грустной. — Извини, что пришла так поздно, — сказала она, рассматривая увядшие листья хризантем, которые сама же принесла.

— Ну что ты говоришь! Я была бы счастлива видеть тебя в любое время дня и ночи.

— Раз ты шутишь, это уже хорошо. А теперь поговорим о том, что заставило меня прийти. — Губы у нее задрожали, а потом на мгновение застыли, и она показалась мне постаревшей, крайне измученной.

— Жасмина...

— Не беспокойся. Я немного устала. Оставила Сильву у сестры Велико. Очень больна одна моя родственница, и мне нужно немедленно ехать в соседний город. Не знаю, на сколько мне придется там задержаться, поэтому я написала Велико письмо и принесла его тебе. Завтра или послезавтра Павел придет за тобой, да и Велико, может быть, придет вместе с ним. Передай письмо ему. Скажи, чтобы он не беспокоился обо мне. Как только состояние моей родственницы улучшится, я сразу же вернусь. Она одинокая женщина, поэтому я решила ехать.

Я слушала ее и не верила своим глазам. Казалось, что передо мной стоит не Жасмина, а какая-то другая женщина, с незнакомым лицом, с незнакомым голосом. Даже глаза ее стали неузнаваемы. Она передала мне письмо, и рука ее при этом предательски дрожала. Жасмина подошла и обняла меня так, словно навсегда прощалась со мной. Она поцеловала меня. Губы ее были сухими, потрескавшимися. Я отнесла это за счет мороза, но не ее волнения. Мне хотелось расспросить ее о многих вещах. Держа в руках письмо, я пошла следом за ней. Она остановилась в дверях.

— Спокойной ночи, Венета! — пожелала она мне и на мгновение закрыла глаза. — Не поминай меня лихом.

— Подожди! — схватила я ее за руку, но она снова грустно улыбнулась и добавила:

— Мне нужно идти! Меня ждут!..

И ушла.

Звонок на ужин прозвучал в третий раз, но я и не вспомнила о еде. У меня перед глазами все еще стояло лицо Жасмины, ее глаза, полные боли. Я попыталась объяснить себе много вещей, но из этого ничего не получалось, а письмо по-прежнему оставалось в моей руке.

Выхода я так и не нашла. Все смотрела на выписанное четкими буквами имя Велико и предчувствовала, что здесь что-то не так, а понять это было не в моих силах. Какой-то внутренний голос заставлял меня попытаться проникнуть в эту тайну, но я не знала, с чего начать.

Я села на кровать. Положила письмо на колени и сидела совсем сбитая с толку от мыслей и предположений. Жасмина давно ушла, и ее нельзя ни о чем расспросить. Почти в беспамятстве я разорвала конверт и впилась жадными глазами в неровные строчки.

«Велико, дорогой мой!

Наступил такой день, когда я смогу внести свою лепту в наше счастье. Ты уехал, а я осталась со своей болью, с тем, что касается лишь меня одной. Все же я попытаюсь рассказать тебе все по порядку, но прежде всего хочу тебя заверить, что никогда никого не любила, кроме тебя, и буду любить тебя до конца жизни.

Ты сам знаешь, что я стояла как бы на перепутье между вами и людьми, близкими мне по крови. Эти осколки прошлого снова вмешались в мою жизнь. Ты сам видел тетю, почувствовал, что она пришла с чем-то недобрым, но решил не углубляться в эту проблему. А Стефка пришла, чтобы воевать за себя. Она предложила мне бегство за границу, где она меня озолотит, а взамен я, используя твое имя, должна довести до границы ее, Венцемира и Чараклийского. Они так и не поняли до сих пор, что мое богатство и счастье — это ты и Сильва. Они готовы на все! Если я не соглашусь, они убьют нашего ребенка, убьют и тебя. А ты сам можешь себе представить мою жизнь без вас.

Об этой их ненависти я могла тебе сказать раньше, и их уже не было бы на земле, но я хотела справиться своими силами. Ведь ты больше всего верил в них. И в последний наш вечер ты об этом говорил.

Я не смогла, милый, показаться тебе слабой, беспомощной. И потому решила действовать одна. Помнишь ли ту гранату, которую дал мне в сорок шестом? Граната поможет мне с лихвой заплатить им за те страдания, которые они тебе причинили.

Не сомневайся во мне! Я принадлежу тебе и исполню свой долг.

Только об одном прошу: живи ради Сильвы. Ребенок — плод нашей любви. И никогда не забывай, что я тебя любила больше всего на свете!

Мы уже уходим!..

Не осуждай меня, дорогой мой! Хочу остаться для тебя той Жасминой, которую ты полюбил с первого взгляда.

Прости меня за все муки, которые ты из-за меня испытал.

Целую тебя!

Твоя Жасмина».

Казалось, даже кровь остановилась в моих жилах. Никогда еще мне не доводилось испытывать такой ужас от сознания собственной беспомощности. Ведь я одинока, как никогда одинока. И город выглядел мертвым, раз в нем не было близких мне людей, тех, кому я могла бы довериться.

Я перечитала письмо еще раз, и тогда мне в голову пришла спасительная мысль...

Посмотрела на сестру, которая остановилась в дверях, чтобы пригласить меня к ужину. Смотрела на нее и сначала никак не могла ее узнать.

Когда она обратилась ко мне, я сказала только одно:

— Принесите мне вещи! — и снова опустилась на постель.

— Какие вещи?

— Мои. Пальто, обувь.

— Но вы...

—