в единственном сражении. Юный полководец запретил брать медов в плен, делать рабами, оставил жить, чем сильно удивил обе стороны, македонских воинов и медов. Но взамен наказал мятежников огромным выкупом и в очередной раз заставил покориться Македонии и впредь без неожиданностей выплачивать суровую дань. В сопровождении обоза с награбленной добычей отряд повернул в сторону дома.

Возвращение в Пеллу не показалось македонянам триумфальной прогулкой. По дороге племена кельтов преградили путь; прислали гонцов с требованием оставить обоз. «Мы вас не тронем!» – обещали кельтские вожди. Царевич решил подумать до утра…

Задержав кельтских переговорщиков у себя, Александр отобрал группу смельчаков и под прикрытием ночи незаметно обошёл засаду, где укрылись кельты, а перед рассветом напал на близлежащее селение. Разорил его и скорым маршем пришёл к другому поселению – тоже разорил. Следом такая же судьба постигла очередное селение. Когда кельты спохватились и разошлись по своим домам, чтобы защищаться, македоняне методично разгромили их разрозненные силы.

Усмирив кельтов, Александр надумал обезопасить свой проход и взялся за трибаллов, разогнал их отряды, после чего направился в земли хеттов, которые прежде досаждали македонянам тем, что нападали на приграничные области. Чтобы застать их врасплох, Александр приказал двум десяткам воинов переодеться в женское платье и в таком виде в повозках двигаться к главному хеттскому городу. Стражники, думая, что перед ними женщины, тревоги не подняли, а когда повозки приблизились, македоняне неожиданно напали на охранников ворот и держали их до подхода основного отряда. Александр приказал пленить всех жителей, сделать рабами, а их жильё заселить македонскими переселенцами. Имя новому городу не пришлось придумывать:

– Я назову его Александрополем – как поступает мой отец, называя своим именем новые города на землях своих врагов. Это будет мой первый город, а всего я хочу построить по всему миру тысячу городов с таким именем!

Возвращаясь в Пеллу, воины и командиры уже не подшучивали над юностью своего полководца. Царя Филиппа они знали давно, были знакомы с его манерой воевать, побеждая или отступая, не теряя самообладания, но его сын действовал совсем по-другому, но оправданно, смотря по результатам. Царь Филипп до начала сражения много комбинировал, искал у противника слабые места, куда следует нанести победный удар, всегда колебался и чего-то выжидал. Принимал окончательное решение, когда верил в победу. Судя по первым сражениям с участием Александра, его сын, на первый взгляд, неоправданно шёл на риск и проявлял нетерпение, считая ниже своего достоинства вступать в переговоры с врагом. В отличие от намерений отца, он старался найти сильное звено в цепи обстоятельств, в которых находился враг, а после наносил неожиданный удар именно там, где его не ожидали. С тех пор атака сходу и без подготовки, в лоб, стала излюбленным приёмом в последующих военных операциях Александра. Он не развязывал «узлы», а решительно разрубал их, часто поставив под сомнение свою жизнь, судьбу. Вот почему ход его мыслей и действия для врагов всегда оказывались непредсказуемыми, и именно это обстоятельство обеспечило ему в дальнейшем знаменитую череду сокрушительных побед.

В Скифии

Сообщения о смерти царя Филиппа оказались небеспочвенными. События на скифской земле разворачивались совсем не так, как предполагалось ранее. Пока македоняне спешили на выручку царю скифов, неожиданно умер фракийский вождь, его главный враг, а с ним распался весь антискифский союз племен, расположенных в долине реки Истр. У Атея отпала нужда в военном союзнике в лице македонского царя, о чём он поспешил сообщить Филиппу. Прислал с гонцом весточку: «Скифские воины достаточно храбры, чтобы обойтись без твоей помощи. Боги теперь за скифов!» Девяностолетний царь Атей наивно предполагал, что для прекращения обязательств перед Филиппом достаточно короткого сообщения. Но как он ошибся! Дальнейшие события показали, что скифский царь недооценил своего македонского друга…

Дело в том, что царя Филиппа не устраивала перспектива возвращения домой ни с чем. Как он объяснит своим полководцам, советникам и воинам затеянный ни с того ни с сего дальний поход в Скифию? А что, собственно, изменилось для Македонии? Он вернул скифского гонца с негодующим напоминанием:

«Атей! Ты обещал усыновить меня, царя македонян, и сделать наследником престола скифских царей. Если ты раздумал, возмести мои затраты на подготовку войска и поход к тебе!»

Атей, уверенный в том, что после бесславной осады Перинфа и Византия военные силы Филиппа не представляют для него большой угрозы, затеял с ним искусную игру: не стал отказываться соблюдать союзнический договор, но и не спешил его выполнять. Тянул, сколько у Филиппа хватило терпения. Затем отписал ему:

«Царь Филипп! Ты мой друг, я многим тебе обязан и готов был рассчитаться с тобой по твоим затратам. Но сейчас в Скифии погода ухудшилась, земли бесплодны. Я жалуюсь на крайнюю бедность своего народа, который сам едва добывает себе пропитание. Ты владычествуешь над македонянами, привычными воевать с людьми, а я – над скифами, умеющими бороться с голодом и жаждой. Вот почему я не могу ни отдать тебе деньги на войско, ни даже сделать личный подарок, достойный царей. А по поводу твоего желания быть наследником престола царя скифов могу сказать, что у меня есть родной сын, законный наследник, которого признают все скифы. Вот и подумай, Филипп, зачем мне всё это, о чём ты пишешь мне».

Судя по издевательскому тону письма, Атей чувствовал себя уверенно, хозяином положения, отчего не стеснялся показать Филиппу своё превосходство. Это ещё больше раззадорило македонского царя. Он собрал совет военачальников, раскрыл далеко идущие планы по Скифии. Получив одобрение и поддержку, Филипп решил воевать со скифами. Но перед тем, скрывая намерения, отправил к Атею для «переговоров» боевого командира Темена, своего любимца.

Атей принял Темена не в царском шатре, как ожидал посланник македонского царя, а в конюшне, где собственноручно чистил своего коня. Рядом лежали на земле два огромных дога, какие обычно надежно охраняли скот на пастбищах: скифы держали таких собак для охоты на диких животных.

– Твой царь делает то же самое со своим конём? – озабоченно спросил Атей, не отрываясь от занятия.

Темен, замешкавшись, ответил:

– Нет, для этого у него есть конюхи. Много конюхов.

Атей промолчал. Закончив уборку, отдал щётку слуге, поцеловал коня в мокрые губы и пошёл прочь, на ходу махнув рукой гостю, приглашая следовать за ним. Подошли к просторному шатру, сшитому из рыжих коровьих шкур. Прошли вовнутрь, где македонянин увидел несколько стариков, сидевших вдоль «стены» на корточках. Перед каждым стоял низкий столик с едой. Столики имели по три опоры, на них по