Шрифт:
Закладка:
В этот раз чужачку засунули в общую клетку с тремя арашни в драных коротких платьях. Вскоре после заката каждой выдали по чашке воды, и Аори проглотила свою прежде, чем почувствовала вкус.
Вначале рабыни расползлись по разным углам, насколько это было возможно, – то есть, уперлись в прутья спинами и подтянули ноги, но все равно то и дело пихали ими друг друга. Ближе к полуночи холод забрался под одежду, и арашни сдвинулись к центру, сбились в один теплый комок. Аори колотило от холода, но она не могла заставить себя их коснуться.
Она провалилась в короткую дрему, не закрывая глаз. Реальность сместилась, и сквозь разрыв проник один из маленьких духов, живущих в сердце бури. Прошмыгнув между костяных рядов, он безошибочно нашел чужачку, вполз в ее разум, подчинил тело. Аори попыталась встать, но не смогла даже пошевелиться, захотела закричать, но губы отказались разжиматься.
Она все-таки пыталась, снова и снова, с глухим бесполезным упорством, пока тьма не шепнула голосом смуглой изменяющей: “Пора”.
Очнувшись от тяжелого забытья, Аори вскинулась, села, задыхаясь и пытаясь понять, где находится. Раздавшийся за спиной, там, где мужские загоны, крик хлестнул по нервам, ему недолго вторил другой.
Возле клети что-то с грохотом упало и покатилось, и из сизого предрассветного полумрака показался арах в фарке на голое тело. Аори вспомнила его – один из помощников Нераима, всю дорогу до Таэлита он баюкал плеть в мускулистых руках, пуская ее в ход с яростной радостью и по малейшему поводу.
Сейчас он покачивался, будто пьяный. Сделав два заплетающихся шага, арах рухнул и, вцепившись в костяные прутья, медленно сполз и завалился на спину. Остекленевшие глаза уже покинул разум и, несколько секунд спустя, – жизнь.
Арашни завизжали неслаженным хором и так же дружно заткнулись, стоило Аори на них шикнуть. Она просунула руку между прутьев, пытаясь дотянуться до араха.
В толстой шее торчал тонкий трехгранный стилет из черного металла. Но не он привлек внимание Аори, а ключ на длинной цепочке, вывалившийся из разреза фарки. Когда рабов рассортировали по клеткам, точно таким же Нераим лично запер все замки.
Кончиками пальцев Аори дотянулась до цепочки, но она тут же выскользнула и зацепилась за конец стилета. Беззвучно выругавшись, чужачка ухватила араха за фарку и дернула изо всех сил. В живот будто вчерашняя гадюка вцепилась, но Аори сжала зубы и потянула еще раз, упираясь коленями в прутья клетки. Они затрещали, но выдержали, и тело медленно перевернулось на бок. Ключ закачался прямо перед глазами, и чужачка сорвала его с расчерченной темной кровью шеи.
Вопли в глубине загонов нарастали, вынуждая торопиться. Руки дрожали так, что Аори с трудом попала в прорезь замка. Он открылся с таким лязгом, что, казалось, стража должна была сбежаться со всех концов. Но, видимо, у арахов и без того нашлось, чем заняться.
Пихнув дверцу, Аори обернулась и махнула забившимся в угол арашни. Но они не пошевелились, только завыли на монотонной ноте, тараща на нее наполненные ужасом глаза.
Из клетки пришлось выбираться на четвереньках – иначе чужачка не протиснулась бы в низкий проем. Аори переползла через ноги погибшего надсмотрщика и осторожно выпрямилась, прислушиваясь и пытаясь осмотреться. Густые сизые сумерки скрадывали очертания на расстоянии нескольких шагов.
И куда дальше?
Рядом раздался характерный костяной скрип, короткие пальцы вцепились в дверцу соседней клети, тряхнули ее раз, другой. К решетке прижалось морщинистое лицо, и Аори узнала старушку, что брела за ней. Глаза ее горели, и в голосе жило такое же неистовое пламя, когда она забормотала шепеляво, глядя на ключ в руках чужачки.
Подскочив к клетке, Аори поспешно отперла ее, и еще одну, и еще… в большинстве из них рабы, скуля, забивались в углы, но были и те, кто нырял в темноту, отталкивая чужачку вместо благодарности. Она бросилась было следом, но, спохватившись, вернулась к неподвижному телу. Расстегнув ремень, Аори стянула с пояса араха небольшую, но увесистую сумку караульного, покосилась на стилет, но взять не рискнула – если поймают убийцу, расправа будет короткой. Куда быстрее трех минут.
Прочие рабы, конечно, не стали ее дожидаться. Они выскочили на площадь, туда, где, привлеченные шумом, уже появились городские стражники. Сабли взлетели в воздух и с чавканьем рассекли тела тех, кто бросился вперед с отчаянным криком. Аори замерла на границе света и тени, зажимая рот, и медленно, медленно попятилась обратно.
И тут же наткнулась на что-то мягкое и теплое, чего не было позади еще секунду назад. Старушка дернула недотепу за рукав и шмыгнула в незамеченную Аори щель между клеткой и стеной. Невольно вспомнив банши, изменяющая протиснулась следом, боком доползла до выхода. Споткнувшись о полусгнившую корзину, она едва не упала и, как пробка из бутылки, выскочила по другую сторону рынка.
Похоже, старушка сочла долг выплаченным сполна – исчезла, как и не было ее. Да и несложно было исчезнуть – масляные фонари освещали лишь фрагменты аккуратных домишек в море тьмы. Она отступала лишь там, где улица ныряла в арку городской стены, и закрывающая проход решетка просматривалась до последней кривой заклепки.
По ту сторону лазейки снова раздался истошный вопль, и Аори поспешно отступила в тень. Наверняка даже в окружающих невольничий рынок особняках эта ночь выдалась не из лучших, что уж говорить об обитателях лачуг? Они жались под обрывками тряпья, заменяющими одеяла, пытались стать незаметными, раз уж их жизни все равно ничего не значат. Аори даже на расстоянии чувствовала исходящую от лачуг волну страха.
Подтянув ремень, она перекинула сумку через плечо и медленно двинулась вперед, без плана, без цели. Ну доберется к воротам, а дальше что? Ячейки между брусьев слишком малы, чтобы протиснуться, даже если все стражники города разом утратят зрение.
Тщетная надежда. Аори заметили даже в тени, и грубый окрик хлестнул, как плетью.
– Стоять!
Двое бежали к ней со стороны невольничьего рынка, громыхая сапогами по спекшейся земле. Лезвия кривых сабель покрывали густые темные потеки, такие же, что замарали рукава стражников.
Судорожно схватив воздух открытым ртом, Аори бросилась прочь, в зияющий провал переулка. Дома выглядели ухоженными лишь со стороны улицы, и узкий проход оказался заваленным мусором. Односкатные шалаши жались к домам и казались вымершими – ни
