Глава 14

Весь остаток бесконечно долгого дня до наступления темноты Лука провел в рабочем кабинете. Он попросил секретаря отменить все назначенные встречи и совещания, сказав, что собирается разобраться с накопившимися документами. Когда секретарь тихонько стучался, чтобы спросить, не принести ли кофе или ланч, юный мессер с напускной деловитостью вчитывался в разложенные на столе бумаги и качал головой. Но едва лишь дверь притворялась, взгляд его снова устремлялся в окно, за которым раскинулся дворцовый парк.

За внешним спокойствием скрывалась странная, необъяснимая тревога, которая росла и крепла с каждой минутой. Он действительно успел привязаться к брату и искренне тревожился за его судьбу. Ни минуты не сомневался, что Тео жив. И что когда-нибудь он вернется. Более того, он бы отдал что угодно, чтобы хоть немного приблизить этот день. Лука чувствовал неразрывную связь между ними. Так на месте зажившей раны образуется грубый рубец — он не причиняет боли или неудобства, но если взяться за что-то огромное, неподъемное, новая кожа натягивается, точно вот-вот лопнет, и тело скручивается в спазме нестерпимой рези.

Так почему же новость о возвращении брата так ошеломила его? Почему он, пытаясь изобразить на лице радость, которую должен был бы испытывать каждый, узнав, что его брат спасен, чувствовал лишь полную растерянность, смятение и жгучий стыд? Ли Чи, кажется, приняла его слова за чистую монету. А вот Миа смотрела на его лицедейство с нескрываемым недоумением и ушла, опустив глаза, так и не сказав ни слова. При воспоминании об этом у Луки подкатывало к горлу и пылали уши.

Когда совсем стемнело, он тихо пробрался в спальню — крадучись и оглядываясь, как вор. И полночи ворочался без сна, пока не впал в пограничное забытье, полное странных, вывернутых сновидений, похожих на бесконечные преломления кривых зеркал.

Утром, когда Матиас предложил ему выбрать костюм, он приказал подать черный френч — простой, с глухим жестким воротом. И только взглянув на свое отражение, поймал себя н мысли, что что-то подобное всегда носил Вольф, только более приглушенного, серого оттенка. На фоне темной ткани черты его бледного, осунувшегося за ночь лица еще сильнее заострились. Лука нахмурился. Наверное, для встречи с братом следовало бы выбрать что-то менее траурное и церемонное, но тратить время на переодевание не хотелось.

Когда он справился о Мие, Матиас ответил, что она прогуливается в парке. Лука спустился и увидел ее на одной из боковых аллей. Она тоже выглядела бледной и встревоженной. Рядом с Мией ему обычно было так спокойно молчать и легко говорить о чем-то, что его тревожило и волновало, но в то утро слова застывали и крошились на языке еще до того, как он успевал их произнести. Они молча бродили по парку, затянутому туманом. Густая пелена скрадывала звук шагов. Смутные серые тени при приближении постепенно принимали очертание дерева, куста, беседки, а стоило лишь отвернуться — вновь растворялись в небытие.

Лука снова и снова прокручивал в голове то, чем никогда не решился бы поделиться с Мией. Особенно с Мией. Нет, он ни минуты не сомневался в том, что Тео жив. И что настанет день, когда Лука передаст ему жеззл мессера и, наконец, освободится от навязанной ему тягостной роли. Отправится в море. Ведь именно об этом он всегда мечтал? Но все попытки заглянуть за горизонт завтрашнего дня оканчивались провалом и только рождали в сердце Луки тревогу и смятение. Будущность, которая представлялась ему яркой и объемной, наполненной звуками, запахами и почти осязаемым ощущением счастья, сейчас казалась сумрачным болотом, затянутым рваными клочьями тумана. Ну да, море. Корабль. И что? Быть вечным скитальцем, без семьи, без родины? Обреченным гоняться за ускользающей удачей? Да, наверное, Тео предложит ему остаться. Скажет: «Это и твой дом тоже. Ты — Вагнер». Но что его ждет во дворце? Роль безмолвного советника, который следует за мессером, как трехмерная тень?

Нет уж, на корабль, пусть даже простым матросом! Выбрить голову, как лихие головорезы, шныряющие в морях Юго-Восточной Азии, сменить имя и всякий раз выдумывать новые небылицы, когда кто-то из собутыльников начнет приставать с расспросами о прошлом. Или отправиться на циклопическом ледоколе по северному морскому пути. Нести вахту нескончаемой полярной ночью, смотреть на мириады звезд, рассыпанных по черному небу, и слушать, как пронзают глубины протяжные песни одиноких китов. Или записаться в добровольческий корпус и отправиться с гуманитарной миссией вглубь черного континента. А то и вовсе — на одну из лунных колоний, без обратного билета.

Лука не знал, как сложится завтрашний день. Но были три вещи, в которых он был твердо уверен. Первое: ему не место во дворце. Второе: он никогда не решится предложить Мии разделить ожидающего его тяготы и опасности странствий. И третье: он не будет счастлив, если ее не будет рядом.

Послышалось отдаленное гудение мотора и стрекот лопастей. Они быстро переглянулись и бросились к вертолетной площадке. Ли Чи уже была там, отдавала распоряжения.

По ее указанию слуги осторожно вынесли из вертолета каталку, на которой, укрытый белым пледом и пристегнутый ремнями, лежал Тео. Лука пораженно всматривался в исхудавшее, измученное лицо брата: вряд ли бы кто-то теперь спутал близнецов. Под сомкнутыми глазами Тео залегли лиловые полукружья, бледные губ были плотно сжаты. На мгновение Лука испугался, что он не дышит.

Миа, издав сдавленный всхлип, бросилась к каталке, обхватила Тео. Так крошечный чибис, свивший гнездо на поле ржи, нахохлившись, раскидывает крылья в тщетном стремлении защитить гнездо с кладкой от слепой железной громадины уборочного комбайна. Слуги пытались мягко отстранить ее, но она вцепилась в поручни так, что костяшки пальцев побелели, и лишь упрямо качала головой. Лука смотрел и не верил глазам: Миа — которая уворачивалась, ускользала от любых прикосновений, точно ее кожа была из хрупкого фарфора, на котором чужие, нечуткие пальцы оставят грязные следы — обнимала его брата, кажется, совсем забыв о том, что он, Лука, тоже стоял тут, рядом.

Он, стыдясь своей неуместной ревности, отвел глаза и только сейчас заметил щуплого Флика, который переминался с ноги на ногу и подслеповато щурился от солнечного света.

— Флик, дружище! И ты тут!

Лука подхватил его и стиснул так, что кости едва не затрещали.

— А я почему-то так и знал! Снился ты мне. Верил, что еще свидимся.

Флик как-то кривовато, неловко улыбался, точно дар речи потерял. Он бросил быстрый взгляд в сторону Ли Чи и осекся.

— Ладно, еще наговоримся. Отдохни