Крис крадет жаркое и кидает в рот.

— Но это не должно быть сюрпризом.

— Не смей говорить, что я тебе это сказала, — я смотрю на него злобно.

— Я просто говорю, Гвен. Отцы не любят, когда кто-то трахает их дочерей, особенно такие, как твой чрезмерно опекающий.

Джейн сглатывает и откашливается.

— Я все еще думаю, что со временем это будет исправлено. Они ведь лучшие друзья? Это должно что-то значить.

— Если под чем-то вы имеете в виду, что он продолжает угрожать убить Нейта, то, конечно, это что-то значит. Вы знаете, я всегда слышала рассказы о моем отце и его холодности, но я впервые была свидетелем этого воочию, и это ужасно. Я хочу вернуть своего отца.

Крис крадет еще одну картошку.

— Ты знаешь, что единственный способ сделать это — отдалиться от Нейта, верно?

Когда я киваю, в глазах скапливается влага. Потому что папа все равно заставляет меня выбирать. Как бы я ни умоляла его и ни говорила о своих чувствах к Нейту, он им не верит.

При мысли о разлуке с Нейтом у меня перехватывает дыхание, я страдаю бессонницей и настолько опустошена, что иногда слышу его треск.

Я оставляю картошку Крису и вздрагиваю.

— Я собираюсь подышать воздухом.

— Я пойду с тобой, — Джейн встает и берет меня за руку.

Крис же берет всю картошку фри и велит нам идти без него.

— Ты сильная, Гвен. Правда, — Джейн трет мне руку, когда мы в лифте направлялись к гаражу. — Мне жаль, что у меня не было твоей силы, и я была такой трусихой.

— Ты не трусиха, Джейн. Ты просто ненавидишь людей, и это нормально. Ты в порядке.

Ее взгляд теряется вдалеке, глядя в никуда.

— Я не ненавижу людей. Я просто не знаю, как с ними справляться, поэтому предпочитаю держаться подальше, потому что… у меня это хорошо получается. Убегать. Держаться подальше. Так я выживаю. Правда в том…

Лифт звенит, когда открываются двери на втором этаже, и я чувствую, как Джейн напрягается, даже прежде, чем я поднимаю голову и вижу стоящего там Нокса. Рука лежит в его кармане, и выражение его лица скрывает пустое выражение.

— Выйди, — приказывает он с еще более заметным акцентом.

Думаю, он со мной разговаривает, но Джейн трясется, и ее ногти впиваются в мою руку. Это второй раз, когда она делает это в его присутствии. Или третий? Я думаю я видела его той ночью в клубе, когда Джейн исчезла.

— Я сказал, выйди, Джейн.

Она медленно отпускает меня и выходит из лифта. Она смотрит мне в лицо и бормочет:

— Поговорим позже.

— Хорошо, — я улавливаю, как губы Нокса скручиваются в жестокой ухмылке, когда двери лифта закрываются.

Это было странно.

Я все еще думаю об этой сцене, когда выхожу на стоянку. Чья-то рука сжимает мой рот, и я кричу, но звук приглушается, затем он затихает, когда я узнаю его тепло. Тепло, смешанное с пряностями, древесиной и принадлежностью.

Нейт тащит меня в кладовую и хлопает дверью, запирая её.

Мы оба тяжело дышим, и наши груди соприкасаются, так что мы чувствуем сердцебиение друг друга. Синяки, которые оставил ему отец, стали желтыми, а порезы медленно заживают, но он по-прежнему самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Единственный мужчина, ради которого мое сердце замирает и пытается вырваться из грудной клетки.

Я провожу кончиками пальцев по линии его челюсти и пореза на губе. Он закрывает глаза, эти красивые, красивые темные глаза, которые я больше не вижу по утрам. И, вероятно, никогда не увижу.

— Ты в порядке? — я звучу эмоционально, убитая горем, и Нейт должен это почувствовать, потому что он открывает глаза.

— Я в порядке, не считая того, что скучаю по тебе.

— Я тоже соскучилась. Я… это больно, Нейт. Все болит.

— Я сделаю лучше. Обещаю.

— Но папа… — слова резко останавливаются, когда он подносит палец ко мне ко рту.

— Не говори о нем, когда я собираюсь тебя трахнуть.

Внизу моего живота вспыхивает лесной пожар, и я сглатываю, когда он медленно убирает свой палец с моего рта и заменяет его своими губами. Я открываюсь со стоном, наслаждаясь тем, как оживают мои нервные окончания.

Я так давно была мертва, и мое воскрешение к жизни было горько-сладким.

Для тех, кто не целовался, Нейт — из тех, кто проглатывает вас целиком одним действием. Во мне сейчас нет и капли, которая не принадлежала бы ему. И тот доминирующий способ, которым он схватил меня за волосы и шею, чтобы углубить поцелуй, сводит меня с ума.

Как будто этого недостаточно, он подводит губы к моей шее и сосет кожу моей ключицы. Я шиплю, резко вдыхая воздух, чувствуя, что засос уже формируется.

— Я, блядь, соскучился по твоему аромату ванили.

— Я думала, что ваниль скучна, — выдыхаю я.

— Не на тебя.

Я в таком бреду, что едва замечаю, как он кладет две руки мне под задницу и поднимает меня, а затем кладет на поверхность после того, как все сносит с нее.

Моя кожа покалывает и загорается, когда он поднимает мою юбку и прикасается ко мне через трусики.

— Я вижу, ты мокрая для меня, малышка.

— Только для тебя.

— Блядь. Повтори.

— Я промокну только для тебя, муж, — я тянусь к его ремню, но он качает головой.

— Не так быстро. Позволь мне насытиться тобой.

— Нейт… пожалуйста… ты не скучаешь по мне?

— О, бля, еще как скучаю. Но ты же будешь моей хорошей девочкой, не так ли, жена? — он стягивает мои трусики и кладет их в карман. Я зажимаю губу зубами и смотрю. Я пропустила то, что он конфисковал мои трусики.

— Я не слышал ответа.

— Я буду твоей плохой девочкой.

— Будешь?

— М-м-м, ага.

Он обнимает меня за талию и тянет к краю. Мои пальцы растопыриваются на его плечах, и я снова целую его, потому что мне это нравится. Мне нравится, как его язык играет с моим и как он покусывает мои губы, давая мне понять, кто все контролирует.

И это он, потому что я полностью отпустила, и все еще чувствую себя чертовски желанной. Он заставляет меня чувствовать это тем, как он поклоняется моему телу, как его руки касаются моей груди, моей талии и моих бедер, как будто он никогда не сможет насытиться мной.

Он заставляет меня чувствовать себя нужной, желая меня со свирепостью, которая делает его животным, и я получаю