Но усердно трудились не только «провинциальнее дворянские недоросли», большую часть которых Еля направила на обучение уже в отечественные учебные заведения. Которых стало гораздо больше: во всех губернских городах были организованы (и выстроены) институты политехнические, для которых были составлены весьма напряженные программы обучения. Четырехлетние программы, и это было обусловлено двумя факторами, важнейшим из которых был недостаток преподавателей. А вторым — довольно узкий уровень специализации будущих инженеров, им предполагалось дать «необходимый минимум знаний» для того, чтобы они могли нормально работать на предприятиях по заранее определенным специальностям. Ну и времени на подготовку специалистов у страны не было, этот фактор тоже учитывался. А направленных на учебу за границу Еля собиралась направить уже в исследовательские институты, чтобы «двигать науку дальше». В будущем двигать. В скором будущем…

Но среди «многонационального русского народа» все же недорослей, готовых к поступлению в высшие учебные заведения, было маловато, и больше всего приходилось трудиться людям, образованием не обремененным. Рабочим, крестьянам — и вот как раз крестьян было решено использовать с наибольшей интенсивностью. Раз уже в полях с савраской большей части мужиков делать стало нечего, то мужики эти «занимались любимым делом» в степях. То есть почти двести тысяч «ненужных мужиков» отправилось в эти самые степи всякое разное сажать, а около пятидесяти тысяч — выкапывали по лесам то, что первым нужно было посадить. То есть выкапывали деревца небольшие, главным образом липы, вязы, клены — и эта растительность очень быстро из лесов перемещалась в степи. А еще только за прошлый год в специально заложенных питомниках успели вырастить почти четыре миллиона небольших кустиков желтой акации — которую предполагалось использовать в качестве «первого уровня защиты лесополос». Не только акацию там сажать собрались, просто ее больше всего вырастить успели, а еще в лесополосах высаживались смородина, войлочная вишня, арония мичуринская (она же — черная рябина). Да и деревья там не только «защитные» сажались, довольно немало высаживалось яблонь и вишен, еще местами кизил и даже абрикосы (хотя относительно последних среди агрономов из Сельхозакадемии и лесников из Лесной академии шли очень горячие споры). Но так как плодовых деревьев вообще в лесополосах сажалось очень мало, ответственная за эту программу Наталия высказала свое «окончательное мнение», сразу всем спорам этим положившее конец:

— Да пусть сажают что хотят, там посмотрим, что окажется полезным, а что нет…

После того, как время, подходящее для высадки кустов и деревьев, вышло, мужиков никто распускать по домам не стал. Ведь чтобы превратить засушливые степи в плодородные поля, одних деревьев мало, полям ведь и вода нужна, причем в больших объёмах. И мужики начали копать канавы, в которых укладывались трубы водопроводов. Канав требовалось много, так что от безделья канавокопатели точно не страдали.

А еще от безделья не страдали и рабочие на заводах, им приходилось трудиться еще больше, чем «при проклятом царизме». То есть никто их особо перерабатывать не заставлял (хотя периодически народ и возбухал против десятичасового рабочего дня), но большинство рабочих радостно и сверхурочно поработать соглашалось. Потому что во-первых за сверхурочную работу платили в полтора раза больше, а во-вторых, работы предлагаемая было «легкой»: те, кто работать умел, просто обучали тех, кто великое искусство управления станком еще не освоил. И результаты такого подхода радовали всех: и руководство, и обучаемых (которые, умений поднабравшись, переходили на более высокооплачиваемую работу), и обучающих, которым отдельные премии выплачивались, если их ученики оказывались в состоянии сдать нормативы на высокие разряды. Да и вообще, принцип «делай как я», еще в армии показал свои достоинства — так что острота проблемы с наличием качественного пролетариата быстро падала.

Настолько быстро, что уже в августе получилось запустить автозавод в Сызрани. Конечно, на самых ответственных участках работ трудились все же рабочие с приличным опытом (а конкретно на этом заводе примерно полторы сотни рабочих-станочников вообще из-за океана приехало), но большинство молодых парней науку владения станками как раз «на месте» и освоило. И Федя уже подсчитал, что до конца года с конвейера завода сойдет не меньше тридцати тысяч новеньких автомобилей…

Но завод этот страну радовал не только автомобилями: с выпускаемыми на заводе дизельными моторами в Поти начали строить небольшие (тонн на двести) самоходные баржи. Примитивные, деревянные — но они оказались очень востребованными. А в Керчи и в Трабзоне заработали небольшие заводы, на которых стали строить суденышки уже рыболовецкие, металлические — и в стране количество доступной населению рыбы заметно увеличилось. То есть увеличилось количество рыбы, доступной в южных районах — но и это было уже хорошо, просто потому что в этих «южных районах» было запущено уже несколько новых небольших заводов металлургических, на которых рабочих требовалось все же кормить, и кормить досыта.

Но чтобы все это работало, нужно было очень много топлива, и в первую очередь угля. Поэтому особое внимание уделялось именно развитию угольной индустрии, настолько особое, что было даже создано специальное министерство угольной промышленности. В подчинении которого и заводов, выпускающих всякое нужное оборудование, появилось немало, например, завод отбойных молотков. Вроде вещь простая — но чтобы эту простую вещь сделать, нужен и алюминий (так как стальной или чугунный молоток шахтер просто не поднимет), и резина для изготовления шлангов (молотки пока что делались именно пневматические), да и много чего другого. И работники планового отдела Совета министров тоже вкалывали как проклятые, стараясь распределить между всеми «нуждающимися» все же довольно ограниченные ресурсы…

Тем не менее все с работой как-то справлялись. А лучше всех, по мнению Андрея и Юмсун, со своей работой в двадцать третьем году справился товарищ Второв. Вообще никто не понимал, как он смог договориться в господином Тодоровым — но уже весной двадцать третьего Болгария, проведя в стране денежную реформу, присоединилась к уже действующей между Россией и Монголией системе взаимных расчетов на основе «виртуального золотого рубля». Или «золотого тугрика», или, теперь уже, «золотого лева».

Правда, сам Николай Александрович считал, что он все же сработал не на отлично, болгары свой «золотой лев» сделали близким к параметрам благополучно сгинувшего «Латинского валютного союза» и в результате получилось, что один лев приравнивался в тридцати семи русским копейкам или тридцати семи мунгу, и пересчитывать цены на товары было не очень удобно — однако Андрей сказал, что «арифметика — не самая сложная из наук» и Николай Александрович за проделанную работу получил орден. Не самый простой, а специально введенный «Орден Красного Знамени». Который теперь считался