— Предложу. А аэродром в Баку уже есть?

Общение Федора с членами «Комиссии по индустриализации» прошло бурно, но все же члены этой комиссии пришли к согласию. Хотя бы потому, что из предложенных Станиславом Густавовичем проектов по ускоренному развитию отечественной металлургии два к концу года уже удалось реализовать — и выстроенный в станице Усть-Белокалитвинской заводик уже начал выпускать стальной («корабельный») лист. В основном мартены завода переплавляли стальной лом, обильно поступающий с железных дорог, в ближайшее время там и домна должна была заработать — но уже металла заводик давал достаточно для постройки вполне себе морских судов. Суда эти начали строиться в Ростове, и были они (по проекту) исключительно примитивными: балкеры на три тысячи тонн груза, а в качестве машин туда предполагалось ставить машины (вместе с котлами) от списываемых «по старости» паровозов серий «О». Новым в этом проекте было то, что суда строились сварными (все же Россия — родина электросварки и было бы неправильным эту технологию игнорировать), а в целом они никакого нового слова в судостроении не представляли. А представляли скорее слово довольно старое: в качестве прототипа были использованы британские угольщики времен еще Японской войны.

Но такое судно могло эти три тысячи тонн груза перевезти из Керчи в Колхиду всего за полтора суток — так что то, что к началу спокойной навигации в Черном море можно было выстроить всего пяток таких лоханок, все равно уже всех радовало. То есть не всех, а пока только Федора… до Нового года только Федора, а после Нового года стало радовать и одного бакинского архитектора: Федя все же смог его уговорить заняться новой работой…

В самом начале февраля к Еле заехала Зинаида Николаевна Юсупова, и заехала, чтобы обсудить проблему, которую она считала исключительно важной:

— Уважаемая господа Ледукей… извините, я вашего отчества не знаю.

— Я и сама его не знаю, у нас отчества не приняты. Так что можете меня называть просто Еля, и это не панибратство будет, у нас, ненцев, просто так принято.

— Госпожа Еля, я хотела у вас спросить… мне сказали, что вы сейчас в правительстве занимаетесь вопросами… культуры для народа, и мне не очень понятно, по каким причинам вы отказываете в помощи, я имею в виду помощь деньгами, нашим театрам и… извините, для меня это тоже довольно важно, не даете заработать нашим литераторам.

— Вопросы вы задали действительно важные, но ответы на них очень простые. Мы же не всем театрам в деньгах отказываем… то есть денег мы театрам вообще никаким не даем, но с них — а они все же заведения коммерческие, прибыль получают — мы с них сейчас налоги не взимаем. И если театр при таких условиях способен прокормить своих актеров, то и замечательно, а если не способен, то чего ему напрасно столь нужные стране здания занимать?

— Но балетные труппы не могут… а русский балет…

— А это уже совсем другой вопрос. Зинаида Николаевна, я не считаю, что Россия должна за казенный счет содержать элитные бордели. К тому же…

— Почему вы называете их борделями? Ведь это искусство…

— Во-первых, к России это, как вы говорите, искусство вообще ни одним боком не относится. Балет в Россию вообще пришел из Франции, и вы сами это прекрасно понимаете, ведь даже все термины, в балете используемые, французские. Но и это бы ладно, однако почему-то в Россию балет пришел… скажем так, с корнями из Мулен Руж. Возможно, вам это неизвестно, но все отечественные балерины — я говорю и про Мариинский театр, и про Большой, и про все прочие труппы… Так вот, все они поголовно занимаются проституцией. Поголовно, а немногочисленные танцовщики, которые у нас в том, что вы именуете «русским балетом», мало что большей частью на сцене работают подставками для этих… публичных дам, так почти поголовно являются педерастами. Вы что, считаете, что государство должно хоть как-то поощрять проституцию и педерастию?

— Но мне кажется, что вы… не совсем правы.

— В том, что я сказала, я абсолютно уверена. Потому уверена, что я — с помощью сотрудников правопорядка, конечно — проверила все, чем занимаются эти… личности. Как вы знаете, у нас проституция запрещена законом… в том числе и мужская, так что пусть радуются, что мы всех их вообще в тюрьмы на отправили.

— А почему же…

— Не отправили потому, что нам совершенно не нужно, чтобы они в тюрьмах заключенных развращали.

— Я другое спросить хотела: почему вы вообще все танцевальные труппы не запретили?

— Потому что они в большинстве своем к проституции отношения не имеют. Лично мне, например, очень нравятся русские пляски, танцы наших горских народов, восточных, северных. И не только их: те же ирландцы очень красиво танцуют. Но обратите внимание: в этих труппах… даже не труппах, там нет именно постоянных трупп, а в этих коллективах народ собирается, чтобы танцевать для собственного удовольствия. Сам собирается, и в танцах старается в первую очередь себя повеселить, а так же друзей и знакомых. Ну а я в меру возможностей им помогаю — но помогаю все же не деньги зарабатывать, а развивать собственную культуру. Поэтому мы — я имею в виду правительство — выделяем некоторые деньги тем, кто танцует и пляшет хорошо, и выделяем их и концерты организуем, чтобы дети, на танцоров глядя, и сами захотели бы этому искусству научиться. Именно искусству, а не демонстрации своих первичных половых признаков.

— А по поводу литераторов…

— А что с литераторами? Мы их вообще не трогаем. Если кто-то может заработать себе на пропитание пером — пусть зарабатывает.

— Но вы же разрешили издателям не выплачивать им гонорары!

— Вранье. Мы разрешили издателям до выплаты гонораров сначала покрывать свои расходы на подготовку издания. И если продажи какого-то сочинения эти расходы не покрывают, значит, сочинение это людям неинтересно. Поверьте, у нас налоговая служба за этим очень внимательно следит, ни один издатель не может завысить свои расходы, так что литераторы получают ровно сколько, сколько они заслуживают.

— Однако не все литераторы могут пробиться в издательства…

— А государство-то тут причем? Не можешь печататься — иди работать, у нас на заводах и фабриках мест для людей с образованием более чем достаточно.