— Я с вами, скорее всего, не соглашусь, ведь если человек талантлив, то его следует поддержать.

— А кто может определить, талантлив человек или нет? Если его работа востребована народом…

— Но народ просто не понимает…

— В этом вы правы, народ у нас — в силу необразованности — многого не понимает. Но, чтобы народ начал понимать культуру, его нужно обучать и воспитывать, и мы стараемся это сделать. Сейчас я учредила три новых, полностью государственных издательства: издательство учебной литературы, издательство литературы научной и литературы художественной. С учебниками все ясно, в министерстве просвещения список необходимых готов. С научной — посложнее, но мы привлекли довольно много известных ученых, которые нам укажут, что следует печатать. А вот с художественной… я кое-что издавать уже запланировала, но это книги старые, уже получившие мировую славу. А вот с новыми… Вы, Зинаида Николаевна, все же в литературе прекрасно раздираетесь и наверняка можете посоветовать, что издавать… большими тиражами для народа стоит. Не желаете этим заняться?

— Я?

— А кто же еще-то? Я не собираюсь вам льстить, но с уверенностью могу утверждать, что Зинаида Николаевна Юсупова сейчас в России является самым культурным человеком. И если вы свою культуру станете передавать народным массам…

— Спасибо за комплимент.

— Это не комплимент, это суровая правда жизни. Ену как, готовы этим заняться?

— Я подумаю… недолго. Но все равно я с вами очень во многом не согласна.

— И не надо со мной во всем соглашаться, все люди разные и у каждого по любому вопросу есть свое единственно верное мнение. Я только заранее предупреждаю: любое, отличное от моего мнение по части балета правительство будет считать неверным. А если кто-то будет настаивать… я уже сказала: по закону все, абсолютно все балерины, танцовщики и их антрепренеры являются преступниками и мы их просто распихаем по тюрьмам. Но это — единственный императив в нашей культурной программе…

— Хм… а почему вы сказали, что мнение единственно верное?

— Потому что у каждого человека — если он не шизофреник и не страдает раздвоением личности — мнение одно, которое он считает именно верным. До тех пор считает, пока его кто-то не переубедит в его ошибочности — но тогда у него будет уже новое мнение, и для него не менее верное. И вот чтобы друг друга при необходимости переубедить, люди друг с другом и разговаривают… Вы сейчас обратно в Петербург? Я вас попрошу, когда вы относительно моего предложения что-то решите, напишите мне. Издательство уже организуется, и мне нужно понимать, чем оно будет заниматься… и под чьим руководством.

— Обязательно напишу. Или зайду к вам снова и скажу: я пока в Москве на некоторое время задержусь по своим делам…

Когда Еля говорила Зинаиде Юсуповой, что учредила три новых государственных издательства, она немного слукавила. То есть издательства-то были учреждены, и даже не три, а сразу пять — но они учреждались не на пустом месте: Еля договорилась с Иваном Дмитриевичем Сытиным о том, что государство выкупает доли всех его «партнеров» в Товариществе (остатки этих долей, часть казна получила еще раньше бесплатно), долю самого Ивана Дмитриевича (тоже за сумму скорее символическую) и разделит издательство Сытина на пять новых. Одно — небольшое, которое должно будет заняться изданием художественных альбомов, издательство «Энциклопедия», в котором будут как раз энциклопедии различные и издаваться, и три, о которых Еля говорила Юсуповой. А Сытин согласился с ее предложением скорее по меркантильным соображениям: сам он понимал, что технически его типографии сильно устарели, а Еля ему предложила приобрести (за казенный счет) несколько самых современных линотипов и несколько офсетных печатных машин. Поскольку цена на все это оборудование была заметно выше возможностей самого Сытина, а он в первую очередь интересовался увеличением тиражей и скоростью их подготовки, то предпочел «расстаться с собственностью», получив возможность существенно улучшить книгоиздание. И согласился возглавить как раз издательство учебной литературы (а попутно — и «Энциклопедию»).

И долго радовался, ожидая получения «новой техники» — правда, когда Еля ему озвучила ожидаемые тиражи учебников, он впал в задумчивость. Но от работы не отказался — однако как раз еще и управлять изданием литературы художественной он уже физически не мог.

А Линн — после очередной беседы на тему «светлого будущего» — отправился в МВТУ и там уже сильно озадачил сразу большую группу преподавателей и студентов, предложив им разработать уже свой собственный линотип — в котором от американского «оригинала» была лишь литейка. Однако работа для всех участников оказалась исключительно интересной и, хотя результата инженер ждал не ранее, чем через полтора-два года, он уже начал подготовку к постройке завода, на котором такие линотипы будут делаться. Ведь выстроить и оборудовать нужный завод было делом очень не легким и крайне небыстрым.

А вот что получилось проделать очень быстро — так это засеять и засадить всем нужным поля весной двадцать третьего года. Хотя бы потому получилось все это проделать быстро, что на поля эти вышло уже чуть больше трехсот тысяч тракторов…

В мае, когда посевная в основном закончилась, Андрей снова собрал своих специалистов из будущего:

— Тут нам один замечательный статистик сообщает, что в этом году у нас совершенно никому не нужных мужиков образовалось уже больше миллиона. То есть больше миллиона никому не нужных крестьянских семей. У кого какие есть предложения по тому, как этих мужиков к делу полезному приставить?

— У меня, — первым выскочил Федя, — у нас уже два новых завода, на которых оборудование для небольших ГЭС будет делаться, заработали. А еще наконец на московском «Динамо» научились приличные моторы электрические выпускать. Отсюда сразу два предложения у меня: направить мужиков на постройку трамвайных линий в тех городах, где электричество появится, и на постройку собственно этих маленьких гидростанций. Опять же, Графтио новых уже немаленьких ГЭС напридумывал десятка два…

— У меня тоже предложение есть, — добавила Наталия, — и оно вовсе не про электростанции. А про транспорт: Архангельский, конечно, молодец, его самолет и с травы взлетать способен — но не выстроить в крупных городах аэродромы с твердым покрытием было бы сейчас глупо: на таких аэродромах шасси этого самолета вдвое дольше продержится до поломки.

— А я думаю, — со своей стороны предложила Лена, — причем я думаю вместе с Петром и Василием одинаково