А результат?..

Теперь Вахрушева говорит медленно, взвешивая и обдумывая выводы и обобщения:

— Во-первых, установлен отечественный приоритет в области техники и технологии проходки скважин на глубину свыше одиннадцати тысяч метров.

Во-вторых, получен вертикальный разрез, с опорой на непосредственные геологические данные, древнейших кристаллических образований земной коры с абсолютной отметкой ниже одиннадцати тысяч метров от уровня Мирового океана.

В-третьих, чисто практический перспективный речультат: на больших глубинах установлена рудная минерализация, что в несколько раз увеличивает диапазон глубин формирования полезных ископаемых.

И наконец, в-четвертых... Скважиной пока не подтвердилось фундаментальное геологическое представление о разделе земной коры на «гранитный» и «базальтовый» слои...

Вот она наконец, главная «сенсация»!

— Виктория Васильевна, — не выдерживает один из нас, — что же будет с верхней мантией?

— Ну... — Вахрушева уклончиво улыбается, — кое-что в учебниках геологии придется уточнять. Но до мантии еще далеко; о ней говорить рановато.

Место для Кольской скважины выбиралось, как мы помним, с расчетом вскрыть «поверхность Конрада» — гипотетическую границу гранитного и базальтового слоев земной коры. Ниже под базальтовым слоем должна находиться верхняя мантия. Геофизики утверждали, что в северо-западной части Кольского полуострова «граница Конрада» залегает близко от поверхности — всего на глубине каких-нибудь семи-восьми километров. Каково же было смущение проектировщиков, когда ее там не оказалось. Граница гранитного и базальтового слоев не только не была вскрыта Кольской сверхглубокой там, где ее ожидали, но в интервале семи-восьми километров и ниже резких геологических границ вообще не было установлено.

Еще и на глубине одиннадцати с половиной километров продолжается гнейсовая толща, которая, по предварительным данным, отнесена к верхнему архею. Это еще одна из многих неожиданностей, преподнесенных скважиной.

Теперь геофизикам предстоит придумывать новые модели глубинного строения земной коры... Неожиданными оказались и активное минералообразование в недрах Балтийского щита, циркуляция по трещинам горячих растворов, содержащих различные металлы, газы. Древний кристаллический щит отнюдь не «мертвый», как склонны были считать многие геологи.

Ну, до базальтового слоя земной коры еще надо пройти немалой мощности толщу пород нижнего архея. Вот почему в дипломах, вручаемых гостям гостеприимными хозяевами Кольской сверхглубокой, есть и такие поэтические строки, принадлежащие перу Ю. П. Смирнова:

Прошел по плесу он морей археозоя,

Постиг вулканов рев и магмы лаволпад;

Нашел комки белковых тел в воде протерозоя,

Отверг ненайденный таинственный Конрад.

...«Поверхность Конрада» не обнаружена там, где ее ждали. Может быть, она прячется значительно глубже под нижним археем... Или ее вообще не окажется?..

Главный геолог Кольской ГРЭ лауреат Государственной премии СССР Владимир Степанович Ланев считает, что нижнего архея следует ждать на двенадцатом-тринадцатом километре глубины. А может, и глубже... И сколько его будет? С возрастом этих древнейших пород планеты тоже немало проблем. Разные методы определения абсолютного возраста одних и тех же пород, извлеченных из скважины, нередко дают резко отличающиеся результаты. Почему? Точного ответа пока никто не знает... Получается, что в абсолютном возрасте горных пород, как и в возрасте женщины, никогда нельзя быть уверенным...

Одной из важнейших проблем остается проблема извлечения керна. Выход его продолжает уменьшаться. А ведь этот тонкий столбик горной породы, извлекаемый из керноприемника после каждого подъема бурового инструмента, является одним из главных результатов бурения. Ценится он чуть ли не на вес золота, а «каверзный Плутон» выпускает на поверхность все меньше и меньше керна. Юрий Павлович Смирнов, который работает на древних породах Карелии с 1954 года, а в Кольской ГРЭ с 1971‑го, — главный специалист по керну и его хранитель — убежден, что возникло серьезное противоречие технологии бурения и конечного результата работ. Ведь для оценки скважины, для ее успешного завершения необходима не только достигнутая глубина, но в первую очередь керн. А тут идут крошки... Вероятно, назревает необходимость смены технологии бурения. Здесь есть над чем задуматься конструкторам оборудования для сверхглубоких скважин. Существуют и иные проблемы, а сколько их возникнет еще... Последние три с половиной километра глубины — задача куда сложнее прежних. Геологи все, как один, отмахиваются от вопроса о сроках окончания работ, чтобы не сглазить. СГ‑3 — скважина экспериментальная. По сути это большая геологическая лаборатория. С региональным, геофизическим полигоном, где проходят испытания новейшие приборы и отрабатываются методики будущих исследований. Нет, это не просто лаборатории и полигон. Кольская сверхглубокая — это НИИ, хороший, современный научно-исследовательский институт, дающий большой научный выход. Здесь делают науку.

Вторая половина двенадцатого километра сверхглубокой — лишь один из этапов на нелегком пути кольских первопроходцев подземного «космоса». Впереди следующий этап — рубеж тринадцати километров. Он будет еще более трудным... И затем последние два километра... Ведь этот их глубинный марафон, пожалуй, наиболее емко можно охарактеризовать фразой, сказанной однажды победителем олимпийского марафона. На вопрос журналиста, трудно ли было бежать, чемпион ответил: «Сначала было очень трудно, ну а потом становилось все труднее...»

Им идти дальше!

На прощальной литературно-геологической встрече в клубе экспедиции нам всем вручили на память маленькие кусочки керна с глубины 11 499 метров и почетные дипломы Плутона:

«...Сим удостоверяется, что в дерзости своей любознательной не токмо в земле российской, а среди всех народов Планеты нашей достигли Вы главенства...

С надеждой и упованием готов лицезреть Вас на глубинах земных, доселе человеком недосягаемых...»

Мы покидали сверхглубокую сентябрьским вечером. По утрам лед прихватывал лужи. И уже набирала черноту недалекая полярная ночь...

Но еще хорошо прочитывались желтые и красные тона листвы и ягодников в окружающей буровую тундре. Громада буровой подсвечивалась последними лучами низкого солнца, а в двухэтажном рабочем корпусе уже горел свет.

Издали прямоугольная белая башня буровой и примыкающие к ней цеха напоминали средневековый собор, на котором вместо витражей четко выделялась крупная надпись: «Уралмаш-15 000»... А может, не собор, а космическую ракету на космодроме... Ракету, нацеленную в подземный «космос».

———

На обратном пути в Мурманск, обмениваясь впечатлениями, мы снова и снова возвращались в наших разговорах к морскому бурению, к поразившим наше воображение кораблям. О них с уважением и даже с завистью упоминали буровики, говорили Вахрушева и Ланев. Бурить с поверхности волнующегося океана — это совсем не то что с суши или даже с морской платформы. Условия работы в открытом море трудные, многое пока не решено. Не надо рисовать себе эту работу в излишне романтических красках. Однако речь идет о новом прорыве в подземный «космос» уже через царство Нептуна...