тем более понятно, так как, по мнению Уильямса Мастерса и его соавторов (1998): “Сексуальная техника гомосексуалов не отличается от используемой гетеросексуалами, но геи более охотно экспериментируют в этой области. Большая консервативность гетеросексуалов объясняется тем, что многие люди считают любые вариации в сексуальной активности аномальными; что же касается гомосексуалов, то поскольку ни один применяемый ими способ сексуальной стимуляции не может быть одобрен обществом, их сексуальное поведение менее ограничено”. Теоретически, таким образом, несовпадение взаимных экспектаций геев могло бы быть сведено к минимуму.

На деле, однако, всё обстоит намного сложнее.

Характерен рассказ писателя Евгения Харитонова. Молодой человек давно и безнадёжно любит известного актёра. И вот, наконец, судьба, обещая им счастье, свела их вместе. Чтобы передать тончайшие нюансы переживаний обоих, автор прибег к особой лексике, орфографии и синтаксису. В цитате из рассказа всё это сохранено, заменено лишь одно слово, поскольку ненормативная лексика не уместна в книге, предлагаемой массовому читателю:

“Наконец кумиру самому надоело вести себя то так, то так. Он сам разделся и лёг вместе, молодой человек выдернул свет над кроватью, чтобы кумир не нашёл в нём при свете изъянов. Кумир сам его обнял и прижал к себе. Молодой человек ему рубашечку расстегнул, все пуговицы донизу, а кумир помог расстегнуть себе рукава. Молодой человек прижался к нему как мог задрожал на груди, кумир сказал какой нервный, сердце у тебя бьётся как воробей. Молодой человек сам снял с него шерстяные плавки и расцеловал его всего, кумир сказал ну ладно спать спать спать и отделил от себя рукой. А молодой человек так долго невозможно кумира любил, что у него самого даже член на него не шевельнулся как на девушку, и чем он сильнее на это обращал внимание, тем больше член был как мёртвый. А это было бы в самую точку крепко и просто с кумиром, как солдат с девкой, в предстательную железу, хотя тот и хорохорился при свете наоборот, и наоборот молодому человеку следовало вести себя, как тому хотелось. Под утро он как можно раньше оделся умылся просмотрел альбом с фотографиями и пожеланиями, спустился в магазин купил кумиру молока поцеловал на прощание и пшёл вон”.

Итак, оба ведут себя “наоборот”. Дело не в том, что сошлись два пассивных гея, каждый из которых ожидал активной роли от другого. Оба справились бы с ней, нужно было лишь захотеть этого по–настоящему. Но их желания парализованы невротическими предубеждениями и страхами. Оба отягощены интернализованной гомофобией и потому их свидание обречено на неудачу.

Подростковая гомофобия

Не вызывает сомнения, что первопричиной возникновения интернализованной гомофобии является система гетеросексизма. Презрительное отношение к представителям сексуальных меньшинств впитывается с детства, причём в формировании гомофобии важную роль играют взаимоотношения в подростковой среде и в молодёжных группах.

Как уже говорилось, транзиторная гомосексуальность подростков — обычное явление в жизни общества. Игорь Кон совершенно прав, говоря: “Для 10-12-летних подростков почти повсеместно характерно половое разделение (сегрегация) игровой активности мальчиков и девочек. Большая фактическая доступность сверстника своего, нежели противоположного пола дополняется сходством интересов и значительно менее строгими табу на телесные контакты. Поэтому гомосексуальные игры встречаются у них чаще, чем гетеросексуальные”. Прав он и называя поведение подростков преимущественно “коллективно–групповым”, причём имеющим важное социальное значение.

Для сексолога в первую очередь важен тот факт, что в подростковых группах царит жёсткая гомофобия. От того, что становление мужской идентификации тесно спаянно в них с утрированно мужским поведением и гомофобией, жертвам дискриминации и насилия не легче.

Чтобы понять суть дела, полезен анализ обрядов инициации, сопровождающих переход мальчика в ранг взрослого члена примитивного племени. Часто они явно гомофобны: “У племени кимам сначала новичков коллективно анально “оплодотворяют” старшие подростки или молодые мужчины, под руководством старшего наставника. Затем семя заслуженных взрослых воинов, собранное при ритуализированном коллективном прерванном акте с женщинами, втирается в сделанные на коже новичка надрезы. После этой процедуры мальчика подбрасывают вверх. Если он, как кошка, приземляется на ноги — всё в порядке, он достаточно силён. Если же он падает на колени или на спину, втирание приходится повторять.<..> В течение жизни каждый мужчина последовательно выполняет функции донора и реципиента (спермы — М. Б.), не утрачивая своей маскулинности”.

Неискушённому читателю может показаться, что у кимам существует некий гомосексуальный рай. На деле же, речь идёт о тяжких и унизительных испытаниях. Чем, собственно, обряд инициации мальчиков в папуасском племени отличается от изнасилования подростков в гомофобных группах или от истязаний, которым в местах лишения свободы подвергался несчастный О., доведенный, до самоубийства? Отнюдь не степенью физических страданий насилуемых. В этих ситуациях различны цели насилия и оценка происходящего.

В ходе ритуала подросток должен в полной мере прочувствовать болезненность и унизительность пассивной гомосексуальности, не совместимой со статусом мужчины, чтобы отречься и от неё, и от женского начала в целом.

Обряды инициации всегда сопряжены с тяжёлыми испытаниями и мучениями. Этнолог Виктор Тэрнер (Тэрнер В., 1983) описывает инициацию девочек и мальчиков у африканского народа ндембу. Обряд происходит в тайных хижинах, сооружаемых в лесу отдельно для подростков каждого пола. Мальчикам делают обрезание крайней плоти. Закутанные в одеяла девочки должны в течение двенадцати часов молча и абсолютно неподвижно лежать в “месте страдания”. И мальчикам и девочкам надо соблюдать обет полного молчания. Мальчиков избивают, оставляют голыми в холодном месте; им не дают ни глотка воды в течение всего обряда, кормят тошнотворной пищей, и, наконец, не оказывают никакой помощи после обрезания. Они хорошо знают, что обряд может закончиться смертью.

Вот ещё один пример: “Все мальчики африканского племени нуэров проходят инициацию, осуществляющуюся с помощью крайне жестокой операции. Маленьким ножом им делают надрезы (до кости) на лбу — от уха и до уха. Рубцы остаются на всю жизнь и говорят, что следы надрезов заметны даже на черепах умерших”. (Э. Эванс–Причард, 1985).

Тэрнер находит сходство между мучениями, выпадающими на долю подростков в обряде инициации, и унижениями через которые проходят в армии новобранцы. Конечно, в обеих ситуациях есть общее: переход в новый статус. Но “ армейская дедовщина” — глумление над достоинством человека. При инициации же речь идёт о другом: ценой мук, традиционных для этого ритуала, обретается право перехода из “внеполового” детского статуса к социальному статусу мужчины или женщины. Кратковременный, но мощный нажим на подростка заставляет его понять, что возврат к прежней жизни невозможен. Чтобы не стать изгоем, ему должен мобилизовать все свои физические и психические ресурсы. Мальчики и для девочки сдают суровый экзамен. Они обязаны доказать, что вполне усвоили гендерные аспекты культуры племени и способны исполнять роли, предписываемые им их полом.