Император выдержал паузу и обратился к народу с речью, при этом использовал моё плетение «Рупор». Я его ещё покойному Петру Ивановичу передал. Получилось весьма недурственно. И напрягаться не нужно, и слышно на всей площади.

Николай, может, и не блещет умом, и слабохарактерный, но чего у него не отнять, так это красноречия и умения себя подать. Ну чисто актёр на сцене лицедействует. Вон как чешет без бумажки. Постоянно водит взором по толпе, время от времени задерживая взгляд на отдельных людях. Причём не делает различий между дворянами и чернью.

— … И пусть знает враг, что какой бы тяжкой не была наша утрата, сегодня Россия крепка как никогда, — закончил он свою речь с гордо поднятой головой.

Картинка!

За окончанием речи я наблюдал с помощью «Дальнозоркости», будучи уже далеко в стороне, на левом фланге выстроившихся коробок гвардейских полков. Другие войска в плац-параде на Красной площади участия не принимали. Только в исключительных случаях, как то — победа в сражении. Именно этим и вызвано моё желание вывести один из наших батальонов, что лучше любых слов продемонстрирует всем нашу безоговорочную поддержку императору.

— Готовы? — запросил я по «Разговорнику», едва Николай завершил речь.

— Начинайте, — ответил мне Уфимцев.

Я выждал немного, пока над площадью не раздалась барабанная дробь. Оркестр начинал играть марш Преображенского полка, считавшийся неофициальным гимном Российской империи. Вот как-то пока ещё не озаботились таковым, причём далеко не только у нас, но и в мире вообще. Во всяком случае, на законодательном уровне.

Едва грянули барабаны, как, вторя им, прозвучал хлопок, схожий с пистолетным выстрелом, а затем из появившегося портала на мостовую ступили мои компаньоны и Астафьева, также достигшая одиннадцатого ранга. Они сразу разошлись в стороны и открыли по порталу, из которых появились по четыре офицера, в состав которых входил и бригадный генерал Уфимцев с командирами Дикопольского полка и первого его батальона.

Ну а дальше уже по накатанной. Непрекращающиеся хлопки, слившиеся в один протяжный дробный грохот. Под уже грянувший марш и удивлённые возгласы толпы на площади появлялись всё новые и новые офицеры, унтера и солдаты, занимающие полагающиеся им места. Ну что сказать, вот эта переброска отрабатывалась куда дольше, чем подготовка к боевым операциям.

Мы, конечно же, могли переодеть солдат в парадные мундиры, каковые имелись у каждого из них. Но Мария решила иначе и приказала одеться в полевую форму. Она, разумеется, не цвета хаки, в этом нет практического смысла, и выглядит вполне себе нарядно. Но в то же время обмята по фигурам, вытерта, выцвела, имеет следы штопки, причём не всегда аккуратной, солдаты, что с них взять. Словом, не идёт ни в какое сравнение с одетыми с иголочки гвардейцами.

В то же время дикопольцы ни разу не выглядят расфранчёнными оловянными солдатиками. От их облика веет силой, отголосками походов и сражений, через которые они прошли. Ранцы за плечами отягощены нехитрым солдатским имуществом, поясные ремни оттягивают подсумки, набитые патронами, в руках винтовки с блестящими жалами пристёгнутых тесаков.

Из изысков лишь награды, поблёскивающие на солнце. Никакой латуни — серебряные медали и золотые ордена. Я всё же ввёл наградную систему в Азовском княжестве, что поначалу восприняли скептически. Мария согласилась на это только по моему настоянию.

Поначалу эффект был вялым. Тем более на фоне того, что награждение было в буквальном смысле этого слова повальным. Каждый из солдат получал медали пачками. Дождь из орденов оказался не таким сильным, но всё же достаточно серьёзным, чтобы не казаться чем-то особенным. Но после солдаты и офицеры стали приглядываться, и вырисовывались различия.

Медали сплошь памятные и полагались за кампанию, поход или отдельный бой, достойный отличия. К примеру, гусары и драгуны щеголяли знаками, указывающими на то, как они малым числом стояли против всей армии Батал-паши. Соколы носили знак того, что практически в одиночку сумели поворотить вспять хана Герая. Не имея отношения к конкретному событию, получить медаль за участие в нём невозможно.

Ордена свидетельствовали о воинской доблести награждённого и выгодно выделяли носившего из числа остальных. Это если позабыть, что за них полагались ещё и выплаты, а кавалерам всех степеней пожизненные…

Помимо пехоты мы перебросили и гаубицы с картечницами. Причём бойцы перенесли на руках и облегчённые зарядные ящики с открытым верхом, чтобы всем были видны латунные гильзы, надраенные до зеркального блеска. Пусть знают, что они тут не просто так, а готовы к бою. Правда, с лошадьми имеются определённые трудности, но силушки нашим артиллеристам не занимать, и лафеты вполне себе предусматривают человеческую тягу.

Под звук оркестра наш батальон наконец застыл в строю, и когда раздалась команда к торжественному маршу, выполнил её наряду с вымуштрованными гвардейцами. А проходя мимо Лобного места, офицеры и унтера по команде запустили в небо «Огненные» и «Ледяные шары».

Эдакая хулиганская и очень даже продуманная выходка. Ведь высота, на которой разорвались «Шары», с достаточной точностью указала на ранг одарённых, идущих в строю. И ни одного ниже седьмого среди них не было.

Ушли наши парни не менее эффектно. Едва достигнув конца площади, они стали исчезать в возникающих порталах. Каких-то десять минут, и уже ничего не напоминало о том, что Дикопольцы тут вообще были. Вот только их образ намертво впечатался в память всех присутствующих. Мужественные, прошедшие через огонь и воду, уверенные в себе, крепко сжимающие оружие, они знаменовали собой мощь и силу Азовского княжества, стоящую за спиной государя. Не отсвечивающую, но готовую появиться в считанные минуты в любой точке империи.

— Впечатляет, — услышал я за спиной голос князя Милославского.

— Я рад, что вам понравилось, — обернувшись, улыбнулся я.

— Мне докладывали, что к вечеру, завершив штурм Феодосии, Уфимцев оставил город на разграбление казакам и вывел свои полки за его пределы. А на рассвете перебросил их под Перекоп, которым вы овладели уже к полудню.

— А к вечеру того же дня мы уже преградили путь армии хана Герая, направлявшейся вначале для освобождения Керчи и возврата Еникале, а затем перенаправленной на Кафу. Звучит настолько неправдоподобно, что у большинства разбирающихся в этом людей вызывает только смех, — улыбнувшись, продолжил я.

— Признаться, именно так неправдоподобно всё это и выглядело, — кивнув, согласился он, и уточнил: — До сегодняшнего дня.

— Именно, ваша светлость, — обозначил я любезный поклон.

— А что снаряды к вашим орудиям и картечницам? Не думаю, что в зарядных