– Все потеряно, – в который уж раз пробормотал Ратма. – Все потеряно, все…

Траг’Ул странно безмолвствовал. Огоньки звезд в вышине подрагивали, метались из стороны в сторону, и в их окружении перед глазами Мендельна, погруженного в мрачные думы, мелькали мгновения множества человеческих жизней. Одни являли собою былое, другие же настоящее, а есть ли среди них картины будущего – о том дракон говорить не желал.

И это тоже не предвещало ничего хорошего…

Наконец брат Ульдиссиана почувствовал, что больше не в силах молчать.

– Но мы ведь наверняка можем что-нибудь сделать! Ангелы еще не спустились с Небес в Санктуарий, и демоны не выбрались наверх из темных глубин Преисподней! Выходит, надежда есть!

– Именно так я всегда и полагал, – откликнулся сын Лилит, – ибо знал, что Преисподняя всеми силами постарается сохранить тайну, а посему действовать будет не торопясь, с осторожностью, и любой шаг ее я сумею предотвратить. Знал я, что и отец торопиться не станет, поскольку ему вовсе не хочется ни выставлять свой личный рай на обозрение собратьев, ни предстать перед их строгим судом за совершенные прегрешения.

– И?..

Ратма нахмурил лоб. Казалось, на лице его вмиг отразились все сотни прожитых лет.

– И все могло бы продолжаться по-прежнему на протяжении множества, множества поколений. Однако теперь, когда Небесам обо всем известно, мы больше не в силах чему-либо помешать.

– И ты с этим согласен? – выпалил Мендельн, повернувшись к Траг’Улу.

– Дело, сын Диомеда, не в том, с чем я согласен или не согласен, а в том, чего требует Равновесие…

– И чего требует твое Равновесие? Скажи же!

Звезды взвихрились, вновь встали по местам, дракон устремил взор в самую глубину глаз человека.

– Это уж ты мне должен сказать…

Но в свете мрачных пророчеств Ратмы Мендельн не мог думать ни о чем, кроме брата. Если Санктуарию грозит гибель, ему надлежит быть там, рядом с Ульдиссианом. Последние из своего рода, сколько раз клялись они оберегать друг друга в любой беде…

– Мне к брату нужно! – потребовал Мендельн. – К брату, немедля!

С этим он и исчез.

* * *

Немного помолчав, Ратма тоже поднял взгляд на Траг’Ула.

– Его выбор сделан.

– Это уж как решит Равновесие…

– Мы сводим элементы воедино. Если им удастся выстоять против матери, возможно, и с отцом есть на что надеяться.

– Возможно… ведь избранного тобою преемника не обескуражили даже твои разговоры о том, что станется, если Небеса с Преисподней действительно встретятся в Санктуарии…

– Верно… при том, что большей части собственных слов я верил сам. Но, сказать откровенно, Траг, весьма вероятно, все это напрасно.

– Чему быть, того не миновать. Ты ведь не хочешь сказать, что вправду опускаешь руки и ничего более не предпримешь, как перед ним притворялся?

Ратма расправил плечи.

– Разумеется, нет.

Изданный драконом звук оказался весьма похож на вздох облегчения.

– А если так, пусть дело наше и безнадежно, надежда есть…

* * *

Вот оно. Вот замыслы Лилит и перестали быть тайной. В который уж раз он недооценил ее могущества и коварства!

Если бы не отчаянный зов Рашима, тут бы эдиремам и конец. Полностью сосредоточившись на мироблюстителях, подходящих с тыла, они знать не знали бы о второй укрытой от их взоров силе, пока та не вступит в бой.

Намерена ли демонесса взять большую часть соратников Ульдиссиана живьем, или же истребить их и все начать сызнова – то было дело десятое. Так или иначе, мечтам Ульдиссиана на этом самом месте настанет конец, а Санктуарий достанется либо ей, либо Инарию. И тогда Род Людской будет навсегда преображен согласно желаниям победителя – в чудовищное воинство под командованием Лилит, или в толпу обожателей, пресмыкающихся перед ангелом.

Едва сообразив, в чем дело, Ульдиссиан передал полученное предупреждение остальным. Серентию с Тимеоном он подозвал к себе, а остальным велел развернуться навстречу новой опасности.

Отряды Тимеона с Серентией подошли к нему без промедления, всего на пару мгновений опередив мироблюстителей, которых готовился встретить Ульдиссиан.

С дикими завываниями служители Трех ринулись на строй эдиремов. Поддерживая спокойствие в умах стоящих рядом, Ульдиссиан принялся показывать им, как и куда направлять силы.

Но вдруг двое его соратников упали с ног, забились в мучительных судорогах, а через пару секунд замерли без движения. Почувствовав чары жрецов, Ульдиссиан ударил в ответ – с мрачным удовлетворением раздавил их сердца в груди. Трое жрецов рухнули замертво.

Для боя эдиремы вооружились не только новообретенными способностями. Ульдиссиан прекрасно понимал, что многим в сем отношении сил надолго не хватит. У каждого имелся меч, или вилы, или любое другое привычное орудие труда, которое можно легко превратить в оружие.

Первый ряд мироблюстителей наткнулся на незримую стену, воздвигнутую перед ними волей Серентии. Однако бегущие следом усилили натиск, и посему к обороне потребовалось присовокупить нападение. Для начала Ульдиссиан предложил эдиремам простейшие из заклинаний, и на вражеских латников обрушился град огненных шаров. С полдюжины мироблюстителей пронзительно завопили, тщетно пытаясь погасить неугасимое пламя. Натиск врага ослаб.

Обрадованный этаким поворотом, Ульдиссиан потянулся мыслью к Серентии. Что ему требуется, дочь Кира поняла с полуслова.

– Ступай! – подбодрила она Диомедова сына. – Ступай! Другим ты нужнее! С этими мы разберемся!

Как будто подчеркивая уверенность в собственных силах, Серентия подняла копье и метнула его в надвигающегося врага. Подхлестнутое ее даром, копье не только пронзило мироблюстителя насквозь, но увлекло его тело назад, навстречу второму воину, и этого второго, подобно первому, закованного в кирасу, постигла та же самая участь. Оба врага пали замертво.

Серентия вскинула руку, и копье, само собой высвободившись, полетело назад, в подставленную ладонь.

– Ступай! – с улыбкой повторила дочь Кира.

Кивнув, Ульдиссиан развернулся и побежал к Сарону, собравшему вокруг себя сильнейших из своих эдиремов, дабы объединить их силы и для атак, и для обороны. В середине лагеря были собраны самые маленькие и слабые, но Ульдиссиан, как всегда, не оставил их без защиты. Среди них имелись те, кто умел прикрывать окружающих от ударов, однако более сильные эдиремы тоже за ними присматривать не забывали. Ульдиссиану совсем не хотелось, чтобы чары жрецов достигли тех, кто хуже прочих способен отбиться.