Ульдиссиан едва не лишился чувств. Где-то на задворках сознания шевельнулась мысль: а может, это было бы к лучшему? Что ему остается, кроме беспомощного наблюдения за истреблением эдиремов да страшной гибели?

Однако он, как уж мог, продолжал борьбу. Не в силах вдохнуть, он не мог и собраться с мыслями, чтобы прибегнуть к дару, и тут Тонос поволок его к себе. Сквозь застилающую глаза пелену Ульдиссиан наконец-то сумел разглядеть его пасть… точнее, не пасть, а зловещий клювообразный вырост под брюхом демона. Из клюва, сочась слюной, навстречу Ульдиссиану тянулся длинный толстый язык.

Шок при виде новой опасности оказался столь бодрящим, что Ульдиссиан ухитрился отправить в пасть врага сгусток силы, изрядно опалив тому язык и нёбо.

Испустив оглушительный рев, демон втянул язык и сомкнул клюв. Державшие Ульдиссиана щупальца до боли стиснули тело. Очевидно, не сумев сожрать человечишку, Тонос решил удовольствоваться тем, что раздавит его.

И тут Ульдиссиан почувствовал рядом кого-то еще. В памяти сразу же всплыл тот самый день, в джунглях, когда Мендельн спас его от обитателя древних развалин. Эх, где-то сейчас пропадает брат? Разве для Ратмы с драконом не важна судьба эдиремов? Разве сам Мендельн не постарается явиться к брату на выручку, как поступил бы на его месте Ульдиссиан?

Между тем возле него что-то произошло, но что – этого обессиленный Ульдиссиан сразу понять не сумел. Чувствовал только одно: щупальца его больше не держат. Грудь наполнилась воздухом, в уши ударил яростный рев Тоноса…

– Мендельн, – с трудом проговорил Ульдиссиан, помотав головой, чтобы и в мыслях, и перед глазами хоть слегка прояснилось. – Мендельн… я знал, что ты…

Однако то был вовсе не Мендельн.

Рядом с Ульдиссианом стоял Ахилий, быстро пускавший в цель одну стрелу за другой. Стрелы его, с виду совсем пустяковые, вонзались без промаха в каждый из множества глаз демона, обращенных в сторону лучника.

Мало этого: достигнув цели, стрелы охотника будто бы растворялись в воздухе, выпуская на волю волшебные силы, куда более смертоносные, чем острия их наконечников.

Демон лишился полудюжины глаз, и в каждом из них трещали, искрились синеватые молнии. Содрогаясь всем телом, Тонос без всякого смысла размахивал щупальцами, а Ахилий, стоя над Ульдиссианом, точно некий грозный страж, выхватывал из колчана все новые и новые стрелы… однако запас их будто не иссякал.

– Ахилий! – окликнул его Ульдиссиан, оправившись от изумления. – Что ты…

Не замедляя стрельбы, охотник взглянул в сторону старого друга. Глаза Ахилия полыхнули белым огнем.

– Ступай, Ульдиссиан. Там ты нужнее, – ровно, безо всякого выражения отвечал он.

С этим светловолосый охотник вновь устремил взгляд на врага. Тут Тонос впервые проявил некоторое замешательство. Одни его щупальца терли пораженные глаза, другие же принялись рыхлить землю.

Все еще не решавшийся оставить Ахилия одного в схватке с огромным зверем, Ульдиссиан сразу же понял, что у Тоноса на уме.

– Закапывается! – крикнул он охотнику. – Из-под земли задумал напасть!

– Не выйдет, – тем же монотонным голосом, что и прежде, ответил Ахилий. – Не выйдет. Ступай, Ульдиссиан. Не мешкай.

На сей раз Ульдиссиан последовал его совету без промедления. В чем причина граничащей с нахальством самоуверенности друга детства, он не понимал, однако Ахилий действительно без труда держал Тоноса на месте, и это решило дело. По крайней мере, теперь у Ульдиссиана появилась надежда спасти эдиремов, а после, в случае надобности, вернуться на помощь лучнику.

Если все это еще возможно…

Тем временем битва с морлу принимала самый отчаянный оборот. Единственный проблеск надежды являл собою Сарон. С неистовством, не уступавшим неистовству воинов в «бараньих» шлемах, тораджанин орудовал длинным, узким мечом. На первый взгляд могло показаться, что коварных противников он побеждает лишь за счет мастерства, однако всякий раз, как его меч поражал цель, удар сопровождался яркой голубой вспышкой. Именно с таковой клинок Сарона в следующий миг снес голову с плеч очередного морлу.

Но в общем эдиремы, кроме тех, что окружали Сарона, неуклонно сдавали позиции, а морлу с уцелевшими мироблюстителями шли вперед по телам павших, стремясь поскорее добраться до новых жертв.

Переведя дух, Ульдиссиан устремил гневный взор на надвигающихся злодеев. При виде морлу, готовящегося лишить жизни одного из тораджан, в сердце его вскипела неудержимая ярость.

Морлу зашипел: клинок в его руке расплавился и стек наземь. Шипение, не успев стихнуть, перешло в вой, так как участь клинка постигла и руку в латной рукавице. Успокоился Ульдиссиан, лишь целиком превратив морлу в пузырящуюся лужу, на что ему потребовалось не больше трех вдохов-выдохов.

Стоило эдиремам понять, что он снова с ними, их уверенность в себе вновь окрепла. Под командованием Ульдиссиана оборонявшиеся начали выравнивать строй, а кое-где и потеснили церковников назад.

Но вдруг партанец, которого Ульдиссиан полагал убитым, поднялся на ноги с топором в руках. Лежавший рядом с ним тораджанин поднялся тоже. Видя это, Ульдиссиан воспрянул духом… но в следующий же миг к ним присоединился мироблюститель, поперек горла коего зияла жуткая рана, кровавое месиво из рассеченной плоти и жил.

Все трое повернулись лицом к оборонявшимся… и устремились в атаку.

Хотя все трое были мертвы…

– Ульдиссиан! – прозвучал в голове взволнованный возглас Серентии. – Убитые! И их, и наши! Они поднимаются! Все! Поднимаются!

Да, в самом деле, куда ни взгляни, повсюду вокруг убитые поднимались с земли. Некоторым недоставало рук, а порой и голов, но все – эдиремы, мироблюстители, и жрецы, и морлу – все, кроме слишком уж изувеченных, вновь встали на ноги.

Встали и заодно с прочими слугами Лилит двинулись на Ульдиссиана и его приверженцев.