каждом движении длинные золотые подвески. Подвески эти были славенской работы, знаменитой по всем говорлинским землям. Их князь Велемог послал в подарок Дароване еще летом, когда Прочен ехал восвояси. Княжна все-таки надела их – значит, хотела выказать уважение к сватовству.

Перед большим крыльцом посреди двора уже были готовы особые воротца, сверху вниз перегороженные бревнышком. Нижний его конец был заострен и вставлен в углубление большого куска сухого дерева, положенного на землю. Этот дуб сама Смеяна выбрала по дороге, почуяв в нем доброе дерево. Кто-то из смолятичей удивился такому странному подарку, что Светловой привез своей невесте, но велишинская волхва одобрила выбор, и даже суровый Прочен согласился, что лучше доброго нового огня даже князь княгине ничего не может привезти. Пусть это будет священный огонь их будущей семьи!

Когда все собрались, несколько велишинских отроков обкрутили стоячее бревнышко веревкой и принялись быстро вращать его в углублении. Старуха в темном платке сидела на корточках возле воротец, держа перед собой большую гадательную чашу с широким горлом. Знаки двенадцати месяцев по краям чаши были окрашены кровью. Лицо старухи было обращено к воротцам, но глаза закрыты. Смеяне отчего-то жутко было смотреть на это морщинистое коричневое лицо с провалившимся ртом и наглухо опущенными веками. Может, она слепая? Старуха бормотала что-то, но ни единого слова не могли разобрать даже отроки, держащие концы веревки. Велишинская волхва опасалась, что заговоры ее утратят силу, если их услышит чужой, и потому приговаривала так тихо, чтобы слышали только боги. За это ее прозвали Шепотухой. Голова ее мелко дрожала, тряслись длинные пряди седых волос, падающие из-под платка.

Из углубления, где вращался острый конец бревнышка, потянулся дым. Старуха придвинулась совсем близко, сунула сухой мох, солому из Велесова снопа. Блеснул огонек, и вся толпа на княжеском дворе радостно закричала. Родился новый живой огонь, знаменуя рождение нового солнца. Старуха опустила пылающий клок соломы в свою чашу. Видно, там лежала береста или мелкая щепа; из чаши сразу взметнулся мощный язык пламени. Старуха держала полную огня чашу перед собой, но глаза ее оставались по-прежнему закрыты. А Смеяна замерла, прижимая руки к груди, полная трепета и робости. Старуха с пламенной чашей в руках казалась ей самой Макошью.

– Благодарим тебя, Макошь Матушка, и тебя, Дажьбоже пресветлый, и тебя, Свароже-господине, за ваш великий дар! – глухим, низким голосом затянула старуха. Смеяне удивительно было слышать, что Сварога прославляют только третьим, но она вспомнила, что смолятичи считают своей главной покровительницей Макошь. – Благодарим тебя, Князь-Огонь, всем князьям князь, всем отцам отец! Храни нас в году новом, как хранил в году старом, обогрей наши очаги, дай нам хлеба в полях, зверя в лесах, рыбы в сетях, а злую нежить и навий черных, упырей и лихорадок гони прочь, в место пусто!

Горящей веткой из чаши старуха зажгла костер, сложенный посреди двора. Веки ее оставались опущены, но она двигалась так проворно и уверенно, что жутко было на нее смотреть. Яркое пламя озаряло красными и рыжими бликами широкий двор, многоголовую толпу велишинцев, хором повторявших вслед за старухой хвалу и благодарность богам. Все дрожало, колебалось между светом и тьмой. Яркие пламенные отблески играли на лице Дарованы, оно было таким же красивым, но стало загадочным, золотые глаза при свете огня казались черными. Она напряженно смотрела в огонь, точно хотела увидеть там свою судьбу.

– Подойди! – вдруг приказала старуха, обернув незрячее лицо точно к княжне.

Та вздрогнула, но смело шагнула к старухе. Смеяна на миг позавидовала: сама она не так быстро смогла бы решиться. Слепая волхва вызывала у нее тот же трепетный испуг, как когда-то Мать Макошь.

Дарована подошла к старухе. Та опустила свою огненную чашу на землю, сама села рядом и подняла лицо к княжне. Смеяна стала беззастенчиво проталкиваться поближе, чтобы услышать, о чем они будут говорить. На дворе стало шумно: мужчины волокли к костру двух барашков и вели бычка, предназначенных в жертву богам.

– Скоро судьба твоя будет решаться, – говорила тем временем старуха Дароване. – Дай мне волос твой, и священный живой огонь-Сварожич скажет тебе твою судьбу.

Дарована перебросила через плечо косу со спины, провела по ней рукой, вытянула волосок. Протянув его старухе, Дарована на миг задержала руку.

– Но я хотела спросить о моей судьбе саму Макошь. Отсюда мы отправимся к ней, – сказала она, и Смеяна обрадовалась, что княжна уже согласна сделать то, о чем ее просил Светловой.

Слепая старуха потрясла головой.

– Не нужно далеко ездить тому, кого судьба ждет у порога! – резко, с досадой ответила она, словно княжна хотела противоречить воле богов. – Твоя судьба придет к тебе сама. Но не сейчас. А сейчас…

Не договорив, она безошибочно точно выхватила волосок из руки княжны, сжала своими темными цепкими пальцами и бросила в огненную чашу. На миг пламя вспыхнуло так ярко, что княжна невольно отшатнулась, но тут же взяла себя в руки и снова шагнула к старухе.

Шепотуха протянула обе ладони к огню и замерла, на лице ее с опущенными веками было напряженное внимание, как будто она ловит слухом очень далекие, тихие голоса. Княжна ждала, стараясь казаться спокойной. Потом старуха заговорила, выбрасывая слова по одному, с перерывами:

– Вижу я дорогу… Человек чужой, черный, стережет ее. Сия дорога – неверна…

Женщины вокруг заохали, услышав такое сумрачное предсказание.

– Вижу я и другую дорогу… – продолжала старуха. – Дорога на гору… Белый человек идет за тобой, но нет у вас общего пути…

Княжна глубоко дышала от волнения и прижимала руки к груди; Скородум хмурился, стараясь лучше расслышать и понять, какими страхами грозит его любимой дочери эта грозная вестница Надвечного Мира. А Шепотуха тянула дальше:

– Вижу я и третью дорогу… Дорогу по осколкам… И красный человек встретится тебе…

– Что же дальше? – поспешно спросила Дарована, не в силах терпеть это напряженное ожидание. – Кто он?

Но старуха молчала, точно у нее кончились слова, и только трясла головой.

– Ты наговорила так много, а мы хотели знать только об одном, – сказал Скородум, подойдя к костру и обнимая дочь за плечи. – Что же ты скажешь про княжича Светловоя?

– Пусть княжич подойдет! – велела в ответ старуха.

Все оглянулись к толпе речевинов, где стоял среди своих отроков Светловой. Под десятками взглядов он медленно приблизился и подал старухе свой волос. Лицо у него было спокойное до равнодушия. Пламя ярко вспыхнуло, Шепотуха послушала голоса огня и заговорила. Теперь ее голос был ровен, как будто она видела перед собой прямую и ясную дорогу.

– Ликом ты светел, княжич, потомок Сварога, но семя думы тяжелой