Это – суждение фактуальное, поскольку оно выражает идею, прежде неизвестную адресатам (Бог – одновременно и референт, и авторитетный источник референции; для нас подобным значением и авторитетом обладали бы слова нобелевского лауреата по плодоводству). Однако суждение Бога отчасти и семиотическое, поскольку оно устанавливает новый тип коннотативной связи между семантическими единицами, которые до этого были увязаны друг с другом по-иному.

Как мы вскоре увидим, Бог совершает серьезную ошибку, вводя элементы, которые способны разладить (sconvolgere) всю систему языка-кода. Желая сформулировать Запрет, чтобы подвергнуть испытанию созданных им людей, Бог подает первый и решающий пример того, как можно внести разлад (sconvolgimento) в порядок вещей, до того предполагавшийся естественным. Почему яблоко, будучи красным, должно быть несъедобным, как если бы оно было синим?

Увы, Бог хотел создать культуру, а культура рождается, очевидно, с установлением некоего институционального табу. Можно было бы возразить, что культура уже существовала с того момента, как возник язык, а Бог создал лишь организующий принцип власти и закона. Но кто знает, что и как именно происходило в этот поворотный момент истории? А может быть, формирование языка вообще произошло после формулирования вышеупомянутого Запрета? Впрочем, здесь мы имеем дело всего лишь с гипотетической моделью, которая вовсе не ставит себе целью разрешить проблему происхождения языка. Тем не менее мы вправе утверждать, что Бог допустил промах. Какой именно – пока не скажем. Об этом речь пойдет далее. Теперь же вернемся к рассмотрению того, как развивалась критическая ситуация в саду Эдема.

Вследствие божественного указания-запрета Адам и Ева должны изменить коннотативные цепочки, установленные выше равенствами (3), и придать им следующий вид:

(5) Красное = Съедобное = Хорошее = Красивое = Да

Синее = Несъедобное = Плохое = Уродливое = Нет = Змей и Яблоко,

откуда легко получить:

Змей = Яблоко.

Как видим, в наш воображаемый семантический универсум внесен определенный дисбаланс по сравнению с исходной ситуацией, но тот реальный семантический универсум, в котором мы живем, скорее похож на ситуацию (5), чем на ситуацию (3). Так или иначе, этот дисбаланс создает первое противоречие в стране чудес Адама и Евы.

В семантическом универсуме Эдема обозначается противоречие

С одной стороны, в силу определенных привычек восприятия яблоко можно по-прежнему обозначать как / красное /, но с другой – установлено коннотативное соответствие между Яблоком и Плохим, Несъедобным, а следовательно, и Синим. Высказывание

(6) БАААБ. АБББББА («Яблоко – Красное»)

вступает в противоречие с высказыванием

(7) БАААБ. БАААААБ («Яблоко – Синее»).

Адам и Ева осознают, что столкнулись со странным случаем: денотация вступает в противоречие с порожденными ею самой коннотациями; и это противоречие невозможно даже выразить обычным денотативным языком. Адам и Ева не могут указать на яблоко, говоря: / это – Красное /, потому что они знают, что / это – Синее /. Они не хотят формулировать внутренне противоречивое утверждение «Яблоко – Красное, Яблоко – Синее», и поэтому вынуждены описывать сию уникальную сущность, яблоко, с помощью своего рода метафоры: / Красное и Синее / или, что предпочтительнее, / то, что называется Красное-Синее /. Вместо какофонического высказывания / БАААБ. АБББББА. БАААААБ / («Яблоко – Красное, [Яблоко] – Синее») Адам и Ева прибегают к метафоре, к сложному имени-заменителю, которое избавляет их от логического противоречия и дает возможность воспринять понятие интуитивно и неоднозначно (путем довольно неоднозначного использования языка-кода). Итак, Адам и Ева говорят о яблоке:

(8) АБББББАБАААААБ («Красно-синее»).

Этот новый термин выражает внутренне противоречивый факт, не обязывая говорящего описывать его в соответствии с обычными правилами логики, которые его не допустили бы. Но в то же время этот термин вызывает у Адама и Евы прежде не испытанные ими ощущения. Они заворожены необычным звучанием, непривычной формой той последовательности, которую они составили. Сообщение (8) явным образом неоднозначно с точки зрения формы содержания, но оно неоднозначно и в том, что касается формы выражения. Тем самым мы имеем здесь в зародыше направленность текста на самого себя (авторефлексивность). Адам говорит / Красно-синее / – и затем, вместо того чтобы перевести взгляд на яблоко, он повторяет про себя, словно ребенок, увлеченный новой игрушкой, это сочетание странных звуков. Может быть, впервые он обратил внимание на сами слова, а не на те вещи, с которыми слова соотносятся.

Создание эстетических сообщений

Повторяя про себя выражение (8), Адам делает неожиданное открытие: в последовательности АБББББАБАААААБ, как бы в центре ее, находится последовательность БАБ («Несъедобное»). Любопытно: яблоко, будучи Красно-синим, содержит выразительное указание на ту самую свою несъедобность, которая прежде казалась лишь одной из коннотаций формы содержания. Теперь же яблоко оказывается «Несъедобным» и в том, что касается формы выражения. Адам и Ева открыли для себя возможность эстетического использования языка. Вернее: лишь начали открывать.

Их стремлению к яблоку еще предстоит возрасти. Мысль о яблоке должна обрести еще большее очарование, чтобы породить эстетический импульс. Романтики это хорошо понимали: искусство творится только всплесками сильных страстей (даже если объект страсти – всего лишь язык). И вот Адама охватила страсть к языку. Первое же языковое открытие привело его в сильнейшее возбуждение. Но одновременно в нем возникает и страсть к яблоку: запретный плод, единственная в своем роде вещь во всем Эдеме, обретает особую притягательность для Адама, особый appeal, так сказать, apple appeal[69]. Адаму хочется спросить: «Почему?» При этом именно запретный плод вызвал к жизни новое, прежде не существовавшее (запретное?) слово. Образуется тесная связь между страстью к яблоку и страстью к языку: то единство физического и ментального возбуждения, которое, пожалуй, вполне подобно (в уменьшенном масштабе) тому, что мы теперь называем порывом к художественному творчеству.

На следующем этапе своих экспериментов Адам уделяет особое внимание субстанции (материи) выражения. Найдя большой камень с плоской поверхностью, он пишет на нем:

(9) АБББББА, что значит «Красное»,

но Адам написал это соком каких-то синих ягод.

Затем он написал:

(10) БАААААБ, что значит «Синее»,

но для этой надписи Адам употребил сок красных ягод.

Адам, чуть отступив от камня, любуется своей работой. Не правда ли, оба выражения – и (9) и (10) – это своего рода метафорические описания яблока? И их метафоричность усиливается материалом письма, т. е. той особой значимостью, которую обретает субстанция выражения. Более того, самим актом письма субстанция выражения (точнее, особая метода обращения с этой субстанцией) из элемента факультативного была превращена в элемент значимый, стала формой выражения (хотя и