Конечно, такие случаи были чрезвычайно редки. Большин­ство переселенцев до сих пор убеждено, что крупных преступ­лений немцы не совершали.

25.12.1946 года в 7-м районе по ул. Регенштрассе, дом 40 в 2 часа ночи немец проник в квартиру полковника 11-й Гвард. армии Порнова, стал собирать вещи в узел и с вещами пытался через окно скрыться, где и был убит из пистолета полковником Порновым, при осмотре трупа документов не обнаружено. Фамилия, имя и отчество убитого немца не установлены, возраст 16-17 лет. Труп направлен в морг.

Из сводки происшествий по городу Калининграду за 1946 год (фамилия изменена)

ГАКО. Ф. 237. Оп. 1.Д. 2. Л.77

Беседуя с переселенцами, мы заметили, что отчуждение и неприязнь к местным жителям возникали главным образом тогда, когда отсутствовало или было ограничено непосредствен­ное общение. И наоборот, если люди жили или работали вме­сте, складывались отношения вполне дружелюбные.

Вот свидетельство Эммы Федоровны Беженовой из го­рода Светлого:

— Рядом с нами жила одна немецкая семья: фрау Марта (мы звали ее тетя Марта), ее мама и сын Гангчурген. Муж Марты погиб на фронте. А этажом выше жили две пожилые немки. Отношения наши с ними были самые теплые. Марта и ее мама связали для нас с сестрой рукавички и носки, давали продукты, хотя сами жили нелегко, — они нигде не работали и питались прошлыми запасами. Часто по вечерам мой отец иг­рал на баяне (он дошел до Берлина и знал несколько немецких фокстротов), тогда эти пожилые немки и другие приходили к нам танцевать. Жизнь немного скрашивалась. Мачеха порой обижала нас с сестрой, но тогда Марта забирала нас к себе и очень сочувствовала. Часто мы с Гангчургеном рассматривали большую красивую книгу с картинками — детскую Библию. Марта объясняла мне сюжеты картинок, рассказывала про Иисуса Христа. Вообще, немецкое население было очень религиозное. На праздники, особенно Рождество, устраивали гадания.

Подобные бесхитростные истории, пожалуй, лучше всего подтверждают давно известную истину, что несмотря на войну и какие-то чрезвычайные обстоятельства, люди в душе своей сохраняют человеческие чувства.

Николай Васильевич Купчин из поселка Маршальское и его жена были знакомы с немкой Хильдой. «Однажды, когда я был в командировке, моя жена заработалась так, что забыла, что у нее в тот день — день рождения. И вот Хильда пришла вечером к моей жене, напомнила, что у нее праздник, и пода­рила ей кувшин и три чашки».

У Прасковьи Ивановны Котовой, когда она жила в по­селке Толстово Краснознаменского района, соседкой по дому была фрау Ружат — бухгалтер в местном совхозе:

— Во время бомбежки фрау Ружат потеряла четырехлетнего сына, и старшего тоже потеряла, но он потом нашелся в Гер­мании и прислал ей письмо. Она жила с дочерью — большая уже девочка была. Мы с ней очень дружили. Бывало, стучит она мне через стенку: «Паша, ком е шнапс тренькать!» Это значит она вернулась с базара и приглашает меня выпить.

Совместные застолья были не такими уж редкими явления­ми. «Бывало, выпивали вместе, — вспоминает Александр Нико­лаевич Игнатьев из поселка Кострово. — Но они пили мало. Да ведь тогда и мы не пили, как сейчас. Тогда пьянки такой после войны не было».

Проживающие в районе 8-й районной комендатуры немцы Прайс и Шварцельмюллер на протяжении 1,5 месяцев занимались в своих квартирах самогоноварением, что строго запрещено советскими законами. Проверкой установлено, что Прайс и Шварцельмюллер начали изготовлять самогон с разрешения нач. ком. отдела Гражданского управления 8-го района мл. л-та Биктеева. При этом два других офицера, работники того же Гражданского управления, капитан Коростяков и л-т Григорьев, зная о самогоноварении в указанных квартирах, не приняли мер к его прекращению, а систематически покупали этот самогон.

Из приказа по временному гражданскому управлению ОБО от 5 февраля 1946 года

ГАКО. Ф. 332. Оп. 1. Д. 2. Л. 33

— К нам приходила немка, и мы угощали ее блинами, — говорит Юлия Васильевна Гомонова. — А к немцам мы хо­дили на кофе. Правда, кофе, конечно, был не настоящий, они делали его из ячменя. Немцы не обвиняли нас. Часто говори­ли: «Это Гитлер загнал нас в подвалы». В День Победы некото­рые даже праздновали вместе с нами. А жена мельника так даже плясала...

Нашим переселенцам вообще нравилось, что немцы умели отдыхать: «Отработают свое, солнце еще не закатилось, они — свободные — отдыхают: молодежь на велосипедах катается, дети в мяч играют» (Вера Власовна Волкова, г. Гвардейск). Агния Павловна Бусель, когда жила в Правдинском районе, любила по выходным ходить на водохранилище: «Сюда собирались целыми семьями немцы. В котелках варили уху. Пели песни, разговаривали. Я, откровенно говоря, завидовала их семейной идиллии. Мы отдыхать не умели».

Случались и общие развлечения. Повсеместно устраивались танцы. Молодежь, похоже, не очень интересовалась, кто какой национальности. Самой знаменитой танцевальной площадкой в Калининграде был «Немецкий клуб», располагавшийся за нынешним диспансером на Барнаульской улице. Там бывал и Юрий Николаевич Трегуб:

— В клубе собиралась немецкая молодежь, девушки, пар­ни. Они принимали нас неплохо, дружелюбно. Не припом­ню, чтобы там случались драки. И мы к немецкой молодежи относились хорошо. Танцевали с немками-девушками под аккордеон, на котором играл немецкий парень. И девушка-немка пела немецкие песни. Это были фокстроты и танго. Еще немцы танцевали свои народные танцы, но они нам не нравились, мы требовали знакомую музыку — фокстрот, тан­го, линду. Приглашали немецких девушек. Они не отказыва­лись танцевать с нашими ребятами. Немецкие парни к это­му относились спокойно. Из немцев было больше девчат, чем парней. Немецкие девушки были очень привлекательны, симпатичны.

По Вашему приказанию в феврале месяце 1946 года были созданы: центральный немецкий клуб Кёнигсбергской области и районные немецкие клубы. При центральном клубе был создан театр с труппой немецких артистов, антифашистская школа, редакция радиовещания на немецком языке и редакция по печатанию изданий на немецком языке, а с 20 мая 1946 года