— Секундочку, — мотает головой Хелен. — Кто такая Кристина Харпер?

— Одна грязная проститутка, которая считала себя слишком крутой и взрослой.

— Самопровозглашенная королева школы, — спокойно говорит Питер. — Все эти люди как собаки смотрели ей в рот и ждали ее приказов, делая все, что она скажет.

— Ага, та еще стерва! — восклицает Джессика. — Я всегда старалась держаться от нее подальше, хотя при нужном случае могла запросто выдрать пару клоков ее крашеных волос и такого ей наговорить, что у нее глаза бы из орбит выскочили.

— Ты это знала, но ничего мне не сказала? — удивляется Хелен.

— Прости, Хелен. Я знала, что Питер был по уши влюблен в нее. Но не знала, что эта корова так унизила его.

— Но ты же училась с ним в одной школе!

— Возможно, что в тот период меня не было в школе.

— Да, ты куда-то уехала на пару месяцев, — задумчиво отвечает Питер. — Ходила к учителям и просила у них разрешения уехать на долгое время. И никто ничего тебе не сказал.

— Я так и подумала… А иначе бы знала, что задумала эта прошмандовка.

— Так вот почему Питер начал резаться… — тихо заключает Хелен. — Именно из-за этой девчонки… Это она загнала его в эту бездну.

— Вот именно! Если кого и винить, то только эту тварь. Черт, хоть бы она разжирела килограмм на сто. Чтобы никакая диета не помогла ей похудеть.

— В эту бездну меня загнали школа в целом и полное безразличие учителей и моей матери к происходящему, — хмуро признается Питер. — Я находился в том положении, когда ни у кого не мог попросить защиты и помощи.

— Твоя мать могла спокойно смотреть на то, что над тобой издеваются те люди? — недоумевает Хелен.

— Она любила только выпивку, а на своего сына ей было наплевать. Моя мать всегда была алкоголичкой и выпивала по бутылке водки каждый день. Если у нас и были какие-то деньги, то она спускала их на выпивку для себя и своих собутыльников.

— А правда, что вся школа знала об этом?

— Правда. Все знали, что моя мать — алкоголичка. И унижали меня еще и из-за этого.

— А твой отец?

— У меня никогда его не было. Я не просто не помню его, а даже не знаю, как он выглядит. В доме не было ни одной его фотографии. И даже если у меня и есть какие-то родственники, то я никогда их не знал.

— И твоей матери уже нельзя было помочь?

— Нужна была ей помощь! Стоило мне окончить школу, как она куда-то ушла спустя некоторое время. Тогда мне было где-то шестнадцать или семнадцать лет… И с тех пор я не видел ее и ничего не знаю о ней. И долгое время жил один в том районе, где родился. Но не удивлюсь, если пристрастие к алкоголю давно погубило ее. Учитывая, сколько литров водки она регулярно выпивала…

— То есть, ты жил в неблагополучной семье, в которой была мать-одиночка, любившая выпить?

— Да, хоть на еду более-менее хватало, я не могу сказать, что у нас было все. И то у нас были хоть какие-то деньги благодаря мне… Подрабатывал где только мог… К тому же, у нас дома был очень старый кахон, который мать порывалась выбросить или продать, но в который я буквально вцепился зубами. Я не знаю, откуда он у нас, но с его помощью я также зарабатывал на жизнь, играя на нем в разных местах по всему городу. Хоть у меня не было учителя, который научил бы меня играть, я играл сносно, учитывая, что мне оставляли деньги.

— А где же ты тогда научился играть на ударных?

— Нигде. Я никогда не видел барабаны в глаза до того, как вместе с Даниэлем попал в группу. Благодаря огромному чуду. И раз меня взяли, я понимал, что должен оправдать все ожидания и много работал над тем, чтобы хоть чему-то научиться.

— И на кахоне ты тоже сам научился играть?

— Сначала это было баловство, но потом понял, что мне это нравится, и начал играть уже на слух… То, что приходило мне в голову… И потом выходил на улицу и зарабатывал. Деньги были маленькие, но я был рад хоть чему-то… Только большую часть денег забирала моя мать и спускала их на выпивку. У меня оставались лишь гроши. Хорошо, если иногда мне удавалось припрятать немного денег на развлечения или что-то из одежды.

— Ничего себе…

— И в школе все знали, что ты из неблагополучной семьи? — неуверенно интересуется Джессика.

— Знали. Знали все обо мне. И всем было чихать на мои проблемы.

— Ох, Питер… — Джессика мягко гладит Питера по плечу. — Я искренне сочувствую тебе… Жаль, что ты оказался жертвой этого стада баранов, с которым я практически не общалась.

— Мне тоже очень жаль, что у тебя была такая трудная жизнь, — с жалостью во взгляде говорит Хелен. — Это ужасно, когда целая кучу людей издевается над одним человеком!

— И я до сих пор этого не понимаю… — тихо вздыхает Питер. — Нельзя унижать человека из-за его внешности, талантов, вкусов, мнения и просто факта, что он другой. Ведь это здорово, что кто-то не хочет подстраиваться под всех и стремится быть собой. Быть уникальным. Человек — индивидуальная личность, а не созданный кем-то клон, который делает то, что его заставили делать.

— Да, но почему ты никогда не пытался защитить себя? — недоумевает Джессика. — Если бы ты показал им, что можешь дать отпор, то они не захотели бы трогать тебя!

— Ха, ты видела, какие парни были у нас в школе? — без эмоций на лице тихонько усмехается Питер. — Силы у них было хоть отбавляй. И своим огромным весом они запросто могли раздавить меня, человека, который был высоким, но тощим и слабым. У меня не было такой развитой мускулатуры, как сейчас. Игра на барабанах и занятия спортом неплохо помогли мне исправить этот недостаток. Тело обросло мышцами и кажется уже не таким дряхлым.

— Необязательно вступать с ними в драку или пытаться ударить. Это только больше спровоцирует их. Но вполне можно было с достоинством ответить словесно.

— Да, а в то время я так «хорошо» умел говорить, — с тихой усмешкой закатывает глаза Питер. — Я был слабохарактерным человеком, который никогда не мог за себя постоять. Кто меня мог научить этому, если у меня не было никого, кто был бы сильнее