Отец рассмеялся, отказавшись читать статью.

— Я не думаю, что готов к образу Вальдо Безвинного. Уже привык к Вальдо Мяснику!

Корделия старалась не смотреть в мою сторону. Она была зла на меня за то, что я лишила ее возможности сыграть роль Роберты из «Железнодорожных детей», чей отец также был невинно осужден. Если бы я была правильной сестрой, то устроила бы все так, чтобы она могла кинуться к нему на шею с криком: «Папочка! О мой папочка!» — на глазах у всех домочадцев. Вместо этого я послала ее к нему в комнату, чтобы они встретились наедине. И дарованная небом возможность была навеки упущена.

Порции не было в ее комнате, и не было похоже, что она там ночевала.

— О! Погляди! — Мой взгляд упал на другую заметку на той же странице. — Как интересно! Фотография Руперта! Послушайте! «Дом английской оперы вчера сообщил, что Руперт Вувспурджес…» Они переврали его фамилию! «…был избран новым артдиректором. Ему тридцать два года, и он стал самым молодым человеком, занявшим это почетное место, за всю историю компании. Он занял место Тристрама Лоба, который недавно подал в отставку…» Вот это да! Вот темная лошадка! Пап, ты знал об этом?

— Он не сказал ни слова. Я даже не представлял, что такое возможно. Наверное, я совсем отстал от жизни. — Он улыбнулся. — Я рад за него. Он вытащил счастливый билет.

Я уже не в первый раз заметила, что улыбка отца стала какой-то кривой, словно он уже не мог от всего сердца радоваться чему-либо.

— Вальдо! — В гостиную вошел Арчи, выглядевший поразительно в куртке из кротового меха с бархатными лацканами и манжетами. — Руперт поведал мне радостное известие! Я очень рад, что ты больше не узник. А волосы! — Он изучил голову отца со всех сторон и нахмурился: — Шикарно! Действительно поседел в одну ночь, как Мария-Антуанетта! Дорогой мой, это так романтично!

— Тебе не кажется, что я выгляжу из-за этого… старым? Я подумывал о том, чтобы их покрасить.

— Ни в коем случае! Это придает тебе этакий брутальный шарм. Женщины будут падать к твоим ногам. А мужчины… — Арчи поднял брови и втянул щеки.

Отец передернул плечами.

Откровенно говоря, я всегда считала, что Арчи и Руперт являются идеальной парой для восстановления чьего-либо спокойствия. Они представляли собой удивительное сочетание скрытой доброты и внешней насмешливой жесткости. Я вспомнила почти с сожалением, что это наш последний день в Пай-Плейс. Завтра мы возвращаемся в Лондон, чтобы налаживать жизнь по-новому. Я спрашивала себя: почему эта перспектива меня не слишком радует? Дорогой папа опять займет свое центральное место в семье. Это было так удивительно, что я не могла думать об этом без слез. Только ничего уже не будет таким же, как раньше. Все мы необратимо изменились.

— Смотри, Арчи! — Я протянула ему газету и показала на фото Руперта. Арчи взял ее и прочел.

— Вот это да! И ни слова не сказал! Этот парень — гений. Пойду поищу его.

Но в этот момент Руперт сам вошел в комнату с письмами в руках.

— Ave, Caesar, te salutamus, — проговорил Арчи, низко кланяясь.

— Поздравляю, Руперт. — Мой отец приложил платок к глазам. — Я так горд за тебя, будто ты мой сын.

— Это значит, ты будешь теперь всеми командовать? — спросила Корделия. — Они должны будут делать все, что ты скажешь?

Руперт коротко улыбнулся:

— Подозреваю, что они попытаются перечить мне при любой возможности. — Руперт положил передо мной письмо: — Это тебе.

— Это от Макса. — Корделия забыла, что не разговаривает со мной. — Я узнала почерк. Можно я прочту?

— Макс? Ты что, имеешь в виду Макса Фрэншема? — Отец выглядел удивленным.

— О папа, ты не знаешь! — ответила Корделия. — Макс был здесь и ужасно влюбился в Хэрриет. Возможно, он сделает ей предложение. Можно я открою и посмотрю?

— Не глупи. Ничего такого не было. — Я знала, что краснею.

— Прочитай же! — продолжала приставать ко мне Корделия.

— Не будь назойливой, дорогая. — Папа легонько стукнул младшую дочь газетой по макушке. — Скоро у тебя будут собственные поклонники. И тогда ты поймешь, что испытывает человек, когда к нему все время пристают.

— О, у меня уже было несколько, — самодовольно заявила Корделия. — На самом деле… — Она решила не продолжать.

— Я думаю, стоит поразмять ноги. — Отец встал. — Пойду пройдусь.

— Можно я с тобой? — тут же спросила Корделия.

— Не сейчас, дорогая. Я хочу немного побыть один.

Ни разу за двадцать два года своей жизни я не слышала, чтобы мой отец предпочел одиночество любой компании. Обычно он заявлял, что чувствует себя некомфортно, если в доме нет хотя бы полудюжины людей. Но, возможно, вынужденное сосуществование в течение недель с малосимпатичными чужаками так отразилось на нем. Я посмотрела на него полным любви взглядом, но он повернулся и вышел в холл.

— Папа! О мой дорогой, любимый папочка! — послышался голос Порции.

Корделия окинула меня полным ненависти взглядом.

Глава 33

— «…Затмил я солнце, Мятежный ветер подчинил себе, В лазурь небес взметнул зеленый вал И разбудил грохочущие громы. Стрелой Юпитера я расщепил Его же гордый дуб!..» — Папа резко опустил руку, словно метнув молнию.

Последовали восторженные аплодисменты. Даже сэр Освальд проснулся настолько, чтобы ударить в ладоши, произведя хлопок, похожий на пистолетный выстрел.

— Это было чудесно! — Глаза Мэгги сияли за стеклами очков. Она оделась и спустилась вниз к ланчу, уверяя, что чувствует себя абсолютно здоровой. Мисс Типпл великодушно уступила ей свое кресло у огня. На улице шел снег, поэтому все оставались дома и попросили отца немного развлечь нас. — Все как в жизни! Я прямо видела бурю, о которой вы говорили, мистер Бинг!

— Пожалуйста, зовите меня просто Вальдо, — грациозно поклонился отец.

— Восхитительно! — Арчи прижал к глазам платок. — Совершенно восхитительно…

— Браво! — воскликнула мисс Типпл, в восторге тряся всеми своими подбородками.

Порция, Корделия и я дружно хлопали и кричали, а Джонно свистел и затопал ногами.

Отец поблагодарил каждого из нас, а затем повернулся к Руперту. Я не могла понять выражения лица того, хотя оно вполне обычным. Наконец он кивнул:

— Великолепно, Вальдо! — Папа продолжал смотреть на него вопросительно. И выглядел при этом как-то беспомощно, что вызвало у меня острое сочувствие. — Никто из ныне живущих актеров не может достичь таких эмоциональных высот.

— Бис! — вскричал Джонно, на протяжении всего ланча обнимавшийся на диване с Порцией.

Отец скромно покачал головой и сел рядом со мной. Я взяла его за руку. Она была холодной и слегка задрожала, когда я