прямого нарушения хартий или статутов, результаты Великой хартии и «войны баронов» вдруг оказались уничтоженными. Едва удар был нанесен, как Эдуард I почувствовал свое бессилие. Сопротивление начали бароны. Во главе оппозиции стали два сильнейших из них: Боген, граф Герфорд, и Бигод, граф Норфолк. Их протест против войны и сопровождавших ее вымогательств фактически выразился в отказе вести войско в Гасконь в качестве заместителей Эдуарда I, тогда как сам он отправлялся во Фландрию. Они ссылались на то, что не обязаны служить за границей в случае отсутствия короля. «Клянусь богом, граф, — сказал король Бигоду, — Вы пойдете, или будете повешены!» «Клянусь богом, государь, — был холодный ответ, — я не пойду и не буду повешен!» (непереводимая игра слов: клянусь богом — (By Good) — звучит также как и фамилия графа — Бигод). Прежде чем собрался созванный им парламент, Эдуард I понял свое бессилие и под влиянием одной из внезапных перемен настроения, которые были присущи его натуре, появился в Вестминстерском зале перед своим народом и со слезами на глазах признался, что брал его достояние без достаточного на то права.

Настойчивое обращение к верности подданных заставило их против своей воли согласиться на продолжение войны, но этот кризис выявил необходимость дальнейших гарантий против власти короля. В то время как Эдуард I еще сражался во Фландрии, примас Уинчелси с двумя графами и гражданами Лондона воспретил дальнейший сбор податей, пока Эдуард не подтвердил торжественно в Генте (1297 г.) Хартию с дополнительными статьями, воспрещавшими королю взимать подати не иначе как с общего согласия королевства. По требованию баронов он повторил подтверждение в 1299 году, когда его попытка присоединить уклончивую оговорку в защиту прав короны доказала справедливость их недоверия. Два года спустя новое собрание вооруженных баронов вынудило его к полному выполнению лесной Хартии. Горечь унижения тяготила Эдуарда I; свое обещание не брать новых пошлин с товаров он обходил, продавая купцам торговые привилегии; а получение от папы формального освобождения от данных обещаний указывало на его намерение снова поднять те вопросы, по которым он сделал уступки. Но его остановила роковая борьба с Шотландией, возобновленная восстанием Роберта Брюса, и смерть короля (307 г.), завещавшая спор его недостойному сыну.

Как ни был низок в нравственном отношении Эдуард II, он далеко не был лишен умственных дарований, наследственных в роду Плантагенетов. У него было твердое намерение свергнуть иго баронов, и он рассчитывал достичь этой цели, выбрав в министры человека, всецело зависевшего от короны. Мы уже отметили, что «клерки королевской капеллы» — министры своевольного правления нормандских и анжуйских королей — были незаметно заменены прелатами и лордами Постоянного совета.

В конце царствования Эдуарда I прямое предложение баронов назначить высших сановников грубо отвергли. Но фактически в выборе своих министров король был ограничен кругом прелатов и баронов, а такие сановники, хоть и тесно связанные с королевской властью, всегда разделяли в значительной степени чувства и мнения своего сословия. Молодой король, по-видимому, стремился уничтожить незаметно установившийся порядок и, подражая политике современных королей Франции, выбирать себе в министры людей невысокого положения, своей властью полностью обязанных короне и представлявших только политику и интересы своего государя. Еще при жизни отца его товарищем и другом был иностранец Петр Гавестон, родом из Гиени; в конце своего царствования Эдуард I изгнал его из королевства за участие в интригах, отдаливших от него сына. Новый король тотчас по воцарении вернул его, сделал графом Корнуолла и поставил во главе администрации.

Живой, веселый, расточительный, Гавестон в своих первых действиях проявил быстроту и смелость южного француза; старые слуги получили отставки, всякие притязания на старшинство или наследственность при распределении должностей во время коронации были устранены, вызывающие насмешки иностранца раздражали гордых баронов до бешенства. Гавестон был прекрасным воином и своим копьем на турнирах сбрасывал с коней одного противника за другим. Его беспечное остроумие осыпало вельмож насмешливыми прозвищами: граф Ланкастер был Актером, Пемброк — Жидом, Уорвик — Черным Псом. После нескольких месяцев власти оказалось невозможно противиться требованию парламента отставить Гавестона от должности, и он был формально изгнан из королевства.

В следующем, 1309 году Эдуард II добыл средства для войны с Шотландией только уступкой прав, которые старался утвердить его отец, — прав облагать товары ввозными пошлинами по соглашению с купцами. Твердость баронов была обусловлена тем, что они нашли вождя в лице графа Ланкастера, двоюродного брата короля. Его влияние оказалось неодолимым. Когда Эдуард II, распустив парламент, вернул Гавестона, Ланкастер вышел из Королевского совета, а парламент, собравшийся в 1310 году, постановил, что дела королевства должны быть вверены на год комиссии из 21 «распорядителя» (Ordainers).

Грозный список «распоряжений», составленный комиссией, в 1311 году встретил Эдуарда II при возвращении его из бесплодного похода в Шотландию. Этот длинный и важный статут изгонял Гавестона, устранял из Совета других советников и высылал из королевства флорентийских банкиров, займы у которых позволяли Эдуарду II держать в страхе баронов. Ввозные пошлины, введенные Эдуардом I, были объявлены незаконными. Парламенты должны были созываться ежегодно, и в них, при необходимости могли привлекаться к суду слуги короля. Высшие сановники государства должны были назначаться по совету и с согласия баронов и присягать в парламенте. Такое же согласие баронов в парламенте нужно было королю для объявления войны или выезда из королевства. Как показывают эти «распоряжения», бароны все еще смотрели на парламент скорее как на политическую организацию знати, чем на собрание трех сословий королевства. О низшем духовенстве совсем не упоминается; общины рассматриваются только как плательщики налогов, участие которых ограничивается представлением ходатайств и жалоб и назначением налогов.

Но даже в этом несовершенном виде парламент был настоящим представительством страны, и Эдуард II вынужден был после долгой и упорной борьбы согласиться с «распоряжениями». Изгнание Гавестона было свидетельством торжества баронов; его возвращение через несколько месяцев возобновило борьбу, окончившуюся его пленением. «Черный пес» Уорвик поклялся, что фаворит почувствует на себе его зубы; напрасно бросался Гавестон к ногам графа Ланкастера, прося милости у «благородного лорда»: вопреки условиям сдачи, его обезглавили. Порывы горя короля были так же бесплодны, как и его угрозы отомстить. Притворное подчинение победителей завершило унижение короля: в Вестминстерском зале бароны преклонили перед Эдуардом II колени и получили прощение, казавшееся смертельным ударом для королевской власти.

Но если у короля не хватало сил победить баронов, он мог приводить в замешательство все королевство, уклоняясь от соблюдения «распоряжений». Шесть лет, следующие за смертью Гавестона, принадлежат к самым мрачным в истории Англии. Ряд страшных голодовок усилил бедствия, проистекавшие из полного отсутствия всякого управления в период споров между баронами