Шрифт:
Закладка:
Масса новых поселенцев из беглых крепостных и торговцев, не владевших землей, из семей, утративших свои городские участки, и вообще из ремесленников и бедняков, не принимала участия в текущих городских делах. Право торговли и ее регулирование, вместе со всеми другими формами суда, находились целиком в руках только что упомянутых граждан-землевладельцев. Их имущественное преобладание привело, естественно, к новому разделению горожан на «граждан» купеческой гильдии и на бесправную массу. В английских городах сказалось, хотя с меньшей силой, то же движение, которое во Флоренции отделило семь главных «искусств», или промыслов, от четырнадцати мелких и которое даже в кругу привилегированных оставило преобладание банкирам, фабрикантам и владельцам красилен. Члены купеческой гильдии постепенно сосредоточились на крупных торговых операциях, требовавших большого капитала, а занятие мелкими промыслами предоставили своим бедным соседям.
Подобное разделение труда проявилось в XIII веке в обособлении торговцев тканями от портных или торговцев кожевенным товаром — от мясников. Всего сильнее оно повлияло на устройство городов. Представители промыслов, покинутых богатыми гражданами, сами создали ремесленные цехи, скоро ставшие опасными соперниками старой купеческой гильдии. Чтобы быть полноправным членом цеха, необходимо было пройти семилетнее ученичество. Цеховые постановления отличались чрезвычайной подробностью: они строго определяли качество и цену работы, ее продолжительность («от рассвета до вечернего звона»), строго запрещали конкуренцию труда. Члены цеха собирались каждый раз вокруг цехового ящика, в котором хранились правила общества, и при его вскрытии стояли с обнаженными головами. Старшина и выборные из цеховых составляли совет, следивший за исполнением правил, осматривавший все работы членов цеха, отбиравший негодные инструменты или плохие товары; неповиновение приказам совета наказывалось штрафами или, в крайнем случае, исключением, которое влекло за собой потерю права на промысел.
Взносы членов составляли общий фонд, из которого не только покрывались текущие расходы цеха, но и основывались часовни, заказывались обедни, вставлялись раскрашенные стекла в церкви святого покровителя братства. Еще и в настоящее время в соборах, рядом с гербами прелатов и королей, часто видны расписные гербы цехов. Но такого значения цехи достигли очень медленно и постепенно. Всего труднее были для них первые шаги. Чтобы сколько-нибудь успешно достигать своих целей, цеху нужно было, во-первых, чтобы в его состав входила вся масса ремесленников, занимавшихся известным промыслом, и, во-вторых, чтобы ему был обеспечен надзор за отправлением ремесла. Для этого была необходима королевская хартия, за получение которой ремесленники начинали борьбу с купеческой гильдией, до того пользовавшейся исключительным правом надзора за городскими промыслами.
Первым цехом, добившимся королевского утверждения в царствование Генриха I, были ткачи, но и им пришлось отстаивать свою самостоятельность еще при Иоанне, когда граждане Лондона посредством подкупа добились временной отмены их цеха. Эксетер противился учреждению цеха портных уже при Ланкастерских королях. Однако с XI века эти союзы постоянно распространялись, а надзор за промыслами переходил от купеческих гильдий к ремесленным цехам.
Говоря языком эпохи, это была борьба «младших», или «коммуны», против «лучших людей», то есть всей массы населения против кучки «разумных» (prudhommes). Когда она, не ограничиваясь одним регулированием промышленности, затронула все городское управление, то произвела великий гражданский переворот XIII–XIV веков. На материке, и особенно в долине Рейна, борьба была тем упорнее, чем полнее было преобладание старых граждан. В Кельне ремесленники были низведены почти до крепостного состояния; в Брюсселе купец мог сколько угодно бить по щекам «человека без сердца и чести, живущего своим трудом». Такое притеснение одного класса общества другим целый век вызывало в городах Германии кровавые столкновения.
В Англии социальная тирания была ограничена общим характером права, и потому борьба классов в большинстве случаев принимала более мягкие формы. Дольше и ожесточеннее всего велась она, естественно, в Лондоне, потому что нигде поземельный строй не укоренился так глубоко, нигде олигархия землевладения не достигла таких богатств и влияния. Город делился на кварталы, каждый из которых управлялся эльдорменом, выбиравшимся из правящего класса. Притом в некоторых кварталах должность эта стала, по-видимому, наследственной. «Магнаты», или «бароны», купеческой гильдии одни решали все вопросы городского управления и регулирования промыслов, они по своему усмотрению распределяли городские доходы или повинности.
Такое положение давало повод к подкупам и притеснениям самого возмутительного свойства, и, по-видимому, первое серьезное недовольство было вызвано в 1196 году именно общим сознанием того, что бедных несправедливо обременяют налогами и что на низшие классы неправильно сваливают повинности. Во главе заговора, в котором, по мнению перепуганных граждан, участвовало пятьдесят тысяч ремесленников, стоял Уильям Длинная Борода, сам принадлежавший к правившему сословию. Его красноречие и смелое сопротивление эльдормену на городской сходке принесли ему широкую популярность, и окружавшая толпа приветствовала его как «спасителя бедняков». К счастью, один из современных ему слушателей сохранил для нас одну из его речей. По средневековому обычаю, он начал ее текстом из Библии: «Вы с радостью будете черпать воду из источника Спасителя». «Я, — сказал он, — спаситель бедняков. Вы, бедные люди, испытавшие тяжесть рук богачей, черпайте из моего источника воды спасительного наставления, и притом с радостью, ибо близко время вашего освобождения. Я отделю воды от вод. Вода — это народ, и я отделю смиренных и верующих от надменных и неверующих; я отделю избранных от осужденных, как свет от мрака».
Напрасно старался он своими обращениями привлечь короля на сторону народа. Поддержка состоятельных классов была необходима Ричарду в его дорого стоивших войнах с Францией, и после временного колебания юстициарий, архиепископ Губерт, отдал приказ схватить Уильяма. Последний поразил секирой первого приблизившегося к нему солдата и, укрывшись с немногими спутниками в башне святой Марии (St. Mary-le-Bow), призвал своих приверженцев к восстанию. Но Губерт уже ввел в город войска и, пренебрегая правом убежища, поджег башню и тем вынудил Уильяма к сдаче. Когда тот выходил, его поразил сын убитого им гражданина, и с его смертью распри затихли более чем на полвека.
Действительно, до начала «войны баронов» других волнений в Лондоне не было, но в течение всего этого промежутка времени недовольство волновало город: неполноправные ремесленники под предлогом охраны порядка тайно образовали свои «братства
