– О Вальтер, помоги мне!

– Дитя мое, расскажи мне лучше, как ты сюда попала! Пойдем со мной, один очень богатый господин… – нашептывала старуха.

– Святая Дева, сжалься надо мною! – простонала девушка.

– Прочь с дороги! – воскликнул рассерженный Вальтер, оттолкнув Кастеляна.

– Убирайтесь отсюда, если желаете шуметь и ссориться! – закричал Альбино, подскочив к Вальтеру, на которого замахнулся Кастелян.

– Отвяжитесь добром, – Вальтер отступил к стене.

– Девушка может остаться, но мальчишка пусть убирается, – настаивал Альбино.

Толстый Кастелян, вооружившись ключом, набросился на Вальтера.

Дольман видел, что защитник девушки, которая плакала от страха, стараясь освободиться из рук старухи Робер, должен будет отступить перед двумя мужчинами.

– Прочь, Альбино! – громко закричал он. – А тебе, Кастелян, я разобью череп! Прочь, мошенники! Вдвоем – на одного! Оставьте его!

– Я справлюсь с ними сам, – остановил Дольмана Вальтер, схватив руку Кастеляна.

– Я не допущу здесь скандала! – закричал Альбино, обращаясь к Дольману, который оттащил его прочь. – Еще не хватает посадить себе и вам полицию на шею.

– Так вышвырни отсюда эту старую сводню, чего она пристает к девушке?

– Действительно, девушка слишком хороша, чтобы ее уступать старухе! – Альбино подошел к столу, возле которого сидели Робер и Маргарита. – Оставь девушку в покое. – Альбино, как бы желая защитить девушку, обнял ее за талию.

Маргарита вскочила, ее лицо пылало негодованием, а маленькая рука с силой ударила Альбино по щеке.

– Ого! – воскликнул он. – Маленькая змея умеет жалить.

– Когда на нее наступают, – сказала Маргарита.

– Это справедливо, – поддержал Дольман решительную девушку. – Недурно было б и сводне закатить пощечину.

Тем временем Вальтер вытолкнул толстого Кастеляна на лестницу, так что тот свалился на ступени.

– Убийца, разбойник! – Мадам Робер кинулась на защиту мужа, потрясая своим красным зонтом.

– Убирайтесь вон отсюда, да поскорее. – Вальтер едва удерживался, чтобы снова не напасть на лежавшего Кастеляна.

– Милый мой, давай уйдем, главное – я нашла пташку, и теперь мы уже не выпустим ее из рук. Ты знаешь, я умею доводить дело до конца.

– Проклятая скотина, – простонал толстяк, с трудом садясь на ступеньки, – он переломал мне все ребра.

– Пойдем же!

– И поторопитесь, а то я вам помогу! – не успокаивался Вальтер, но все же вернулся в комнату, где Альбино снова приставал со своими ухаживаниями к Маргарите.

– Оставьте девушку в покое, Альбино, – остановил его Дольман, схватив за шиворот и оттолкнув в сторону.

Шум разбудил нищую графиню. Ее голова, отяжелев, свесилась на грудь, челюсть отвалилась, когда она вздохнула, хрип разнесся на весь погребок.

Графиня обвела комнату тупым взглядом и узнала Маргариту. Ее красное от водки лицо побледнело от испуга; она встала, рассчитывая незаметно выскользнуть из комнаты. Но Вальтер заметил ее движение и, схватив за плечо, посадил на место.

– Куда вы девали ребенка, которого украли сегодня ночью?! – набросился он на старуху.

Дольман и Альбино тоже подошли к растерявшейся графине.

– Это она! Куда вы девали моего ребенка? – с отчаянием закричала Маргарита, бросаясь к нищей. – Сжальтесь! Скажите, где мой ребенок?

По лицу Альбино было видно, что он ничего не понимает.

– Оставьте меня! – обратилась нищая графиня к Вальтеру. – Ребенок у наездника Лопина, я думала, вы будете благодарить меня за то, что я отдала его в хорошие руки! У Лопина за ребенком будет хороший уход, а потом из него сделают артиста; у вас ему придется быть нищим или того хуже.

Маргарита, не слушая больше старуху, бросилась вон из погребка, Вальтер быстро последовал за ней.

XXXI. Охота на море

Можно представить удивление двора в Рио-де-Жанейро, когда стало известно, что граф Монте-Веро жив и невредим.

Император принял Эбергарда и отдал приказ найти мошенников, учинивших столь наглый разбой.

Позволит ли мне ваше величество, – сказал Эбергард, – обеспокоить вас просьбой?

– Нам будет очень приятно хоть чем-нибудь услужить вам, дорогой граф фон Монте-Веро, – взволнованно проговорил Педру. – Горесть, испытанная нами, перешла в радость, так как мы вас любим как брата. Говорите!

– Вы весьма милостивы, ваше величество. Но я прошу позволения самому преследовать и наказать разбойников, – спокойно сказал граф.

– Нам известна ваша справедливость, и потому мы передаем нашу власть в ваши дружеские руки. Делайте все, что найдете необходимым, но не лишайте нас слишком скоро вашего дорогого для нас присутствия. Скоро ли мы увидим вас окончательно поселившимся в наших странах?

– Мои обязанности заставляют меня возвратиться в Германию, как только я покончу с разбойниками, ваше величество. У меня там еще не окончены многие дела.

– Слава о ваших делах дошла и до нас, господин граф, вы и там приносите пользу человечеству, и мы счастливы тем, что можем называть вас своим другом! Но мы бы желали как-то ознаменовать эту радостную встречу, чтобы расстаться с вами с сознанием, что оказали вам все почести, которые в руках правителя служат выражением любви и уважения, чего вы в высшей степени достойны, граф Монте-Веро! За то, что вы не только в своих владениях, но и повсюду, где появляетесь, сеете добро, мы возводим вас в княжеское достоинство. Ваше графство с сегодняшнего дня становится наследственным княжеством Монте-Веро. Канцлер немедленно исполнит необходимые формальности. Мы счастливы, что первыми поздравляем вас и желаем вам полного благоденствия, князь Монте-Веро.

Эбергард, растроганный, преклонил колена и пожал протянутую ему императором руку.

– Я благодарен вам за все, ваше величество, – проговорил Эбергард, когда император поднимал его с колен. – Вы оказываете мне слишком великую честь. Сердце мое чувствует вашу доброту и благодарит вас, государь, лучше слов! Но в моей жизни есть многое, что делает слишком тяжелой пожалованную вами корону.

– Горделивая скромность заставляет вас искать доводы, которые мы не можем принять. Князь Монте-Веро, мы были счастливы доверием, которое вы нам оказывали, мы знаем всю вашу прошлую жизнь. Не лишайте нас удовольствия выказать вам нашу любовь и уважение!

– Я не в силах далее возражать, ваше величество; мне остается только сделаться достойным такой милости.

Поцеловав Эбергарда, император удалился. Происшествия последней недели потрясли его более, чем полагал Монте-Веро: даруя ему одному во всей стране княжеское достоинство, император желал тем самым заплатить двойной долг. Его сильно беспокоила мысль о Корнелии Ренар.

В отдаленной зале дворца было прохладно; занавеси на окнах защищали от солнечного света.

Усевшись в кресло и подперев голову рукою, император погрузился в тяжелые раздумья. Только равномерное движение маятника нарушало тишину.

Вдруг портьера у двери откинулась и смуглая Эсфирь быстро вошла в комнату. Она казалась очень расстроенной, глаза ее блестели, лицо было бледно, волосы распущены. Она протянула руки, точно издали еще хотела просить о милости.

Педру обернулся и