— Я этого не сделаю, — тихо сказал Зани. — Я останусь с тобой.

Несмотря на все мои намерения оставаться сосредоточенным, мой взгляд скользнул к лицу Эммы. Она смотрела на меня, ее глаза были полны эмоций, эти губы, которые я так любил целовать, дрожали от страха. Я не видел ее такой бледной, такой напуганной. Даже когда Вирга заставила нас пожениться. Она была такой храброй, mia piccola innocente (моя невинная маленькая девочка), и меня убивало видеть ее такой.

Мне нужно было ее обезопасить.

— Убери ее отсюда, — прохрипел я себе под нос, не отрывая глаз от жены. — Per favore, Francesco (Пожалуйста, Франческо).

— Я тебя не оставлю.

— Это все очень трогательно, — презрительно усмехнулся Вирга, — но ты вряд ли в том положении, чтобы отдавать приказы, ragazzetto (маленький мальчик). — Он махнул рукой своим людям. — А теперь бросайте свое оружие на землю.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

Эмма

Я не могла дышать. Мое сердце билось слишком быстро, мой разум спотыкался об окружающий меня ужас. Я не хотела, чтобы Джакомо умер. Не здесь, не сейчас.

Когда я впервые увидела его на подъездной дорожке у дома моего отца, я застыла от удивления и всепоглощающего облегчения. Глупо, так глупо. Мне следовало бежать вместо этого, а не позволять шоку приковать меня к месту. Из-за моей глупости Вирга схватил меня и использовал как живой щит, чтобы захватить моего мужа.

И теперь он заставлял Джакомо и Зани сдать оружие.

— Не делай этого, — взмолилась я, отчего рука Вирги крепче обняла меня.

— Заткнись, — прорычал старик. — Оружие, stronzo (ублюдок), на землю, сейчас же.

Джакомо осторожно опустил руку и бросил пистолет на землю. Зани сделал то же самое. Затем охранники бросились вперед, чтобы обыскать их, сняв остальное оружие, которое они прятали. Вскоре у их ног накопился небольшой арсенал.

После того, как они были безоружны, Джакомо и Зани связали пластиковыми стяжками, а затем заставили их встать на колени.

Мне нужно было что-то сделать, пока не стало слишком поздно.

Пистолет тяжело давил в кармане моей толстовки. Я не забыла о нем, но не был уверена, что делать. Если я сейчас достану пистолет, Вирга застрелит Джакомо? Стрелять в Виргу за спиной? Могу ли я вообще это сделать? Я никогда в жизни не стреляла из пистолета.

— Ты предатель, Бускетта, пытаешься настроить против меня другие семьи. Теперь ты увидишь, что я делаю с предателями семьи.

Джакомо не дрогнул.

— Это было несложно. Тебя не очень любят в семьях.

Я чувствовала, как Вирга вибрирует от гнева у меня за спиной. Его горячее дыхание коснулось моего уха, когда он рявкнул:

— Ты пожалеешь об этом, ragazzetto (маленький мальчик). Я заставлю тебя страдать.

Это не смутило моего мужа. Он покачал головой.

— Нет, не заставишь. Тебе придется убить меня быстро, пока не вернулся Д'Агостино и его люди.

— Может быть, я положу тебя в багажник и отвезу куда-нибудь, чтобы убить тебя медленно. — Он пошевелился, и я почувствовала его взгляд на своем профиле. — Или, может быть, я сначала убью твою жену у тебя на глазах.

Его ноздри раздувались, когда он вдыхал, и он напоминал мне дракона, готового изрыгнуть огонь.

— Если ты тронешь хоть один волосок на ее голове, я сдеру плоть с твоих старых, иссохших костей.

Вирга оттолкнул меня от себя, затем спустился по ступенькам. Когда я восстановила равновесие, то увидела, что он держит волосы Джакомо в кулаке, их лица близко друг к другу.

— Я не думаю, что ты сможешь меня остановить, ragazzetto (маленький мальчик). Но послушай: после того, как я убью тебя, я передам твою жену моим людям, которые унизят и оскорбят ее. Когда они закончат, я уверен, что у русских есть бордель, где она сможет прожить остаток своих дней, в каком-нибудь месте, которое Раваццани и Д'Агостино никогда не найдут.

Меня пронзила дрожь отвращения и поток плохих воспоминаний при этих словах. В прошлом году меня похитили русские секс-торговцы. Мне потребовались месяцы терапии после того, как Энцо спас меня, чтобы снова спать в темноте, и я иногда все еще просыпалась в холодном поту, вспоминая о тех нескольких днях, запертых с дюжиной других молодых женщин.

Я ни за что не хотела бы снова пройти через это.

И я ни за что не позволю Вирге причинить боль моему мужчине.

В мгновение ока я вытащила пистолет из толстовки и направила его на Виргу. Как я делала это уже сотню раз, я нажала на курок. Сила взрыва едва не сбила меня с ног, в ушах звенело, пока я пыталась удержаться на ногах.

Когда я подняла глаза, меня встретил хаос.

Джакомо и Зани оба были на ногах, руки каким-то образом теперь были свободны, сражаясь с охранниками. Вирга лежал на земле, не двигаясь. Я…? Он был мертв?

У меня скрутило живот, и я не могла отвести взгляд.

Я слышала другие выстрелы, но они были не от меня. Пистолет, тяжелый и холодный, оставался зажатым в моей руке, моя рука болталась вдоль тела. Что я сделала?

У меня не было выбора, верно? Он собирался убить Джакомо и отправить меня в русский бордель.

Я чувствовала, как края моего зрения начинают плыть, чернота наползает вместе с чувством вины. Я убила кого-то. Я была убийцей, убийцей.

Я согнулась в талии и попыталась вдохнуть, но воздух не шел. Мое горло сжалось, и я знала, что задохнусь. Я упала на колени, упираясь руками в землю.

Издалека я услышала знакомый голос.

— Amore bambina (любимая малышка) иди сюда.

Я заметила ноги, затем нежные руки подняли меня. Джакомо стоял на коленях, его глаза были затуманены беспокойством. Его ладони обнимали мое лицо, но я не чувствовала его. Я ничего не чувствовала.

— Дыши, Эмма, — резко сказал он. — Вдохни.

Я пыталась, но все, что я могла сделать, это короткие вдохи воздуха, которые не приносили никакой пользы. Я не могла заставить свои легкие работать как следует.

У меня приступ паники.

Я знала, что происходит, но все советы, все способы облегчить паническую атаку ускользали от меня. Я не могла думать ясно. Я покачала головой, моя свободная рука в отчаянии сжимала рубашку Джакомо.

Его пальцы сжали мою кожу, и он посмотрел мне прямо в глаза. В кофейных радужках было столько доверия и привязанности, мягкости, которую я раньше у него не видела.

— Ты сможешь, — тихо сказал он. — Я