наделил подобной удачей столь беспечного чудака. Да только... чем чёрт не шутит, лучше ведь перестраховаться. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Так рассуждал Нобуюки, в очередной раз останавливаясь перед перебежавшей дорогу чёрной кошкой.

Единственное, в чём Нобуюки не везло, так это в делах семейных. Уж тут-то вселенский баланс отыгрался на все четыреста двадцать процентов. С отцом, ныне небезызвестным Ютака Синигава, проблемы начались ещё с ранних лет: тот либо критиковал Нобуюки, либо игнорировал его. Иного не дано. С мамой, Таке, дела обстояли куда хуже. Рак мозга начал терзать её задолго до того, как ему исполнилось десять, и большую часть времени она проводила в больницах и санаториях. Ютака верил в исцеление жены до последнего. После её первого инсульта Синигава-старший не потерял веры; напротив, он без колебаний перевёлся на полставки. Он посвящал жене всё свободное время. Ухаживал, мыл, кормил, читал ей книги. Параличи, удушья, прогрессирующая слепота и регулярная тошнота - Ютака игнорировал невзгоды и продолжал поддерживать Таке всеми силами. Врачи говорили, что шансов мало, и Нобуюки понимал, к чему они клонят. Он любил мать. Любил её всем сердцем, но всякая рациональная мысль указывала на то, что судьбу не переспорить. Беспомощность перед лицом кончины близкого человека изводила Нобуюки. Обманчивые эмоции внушали ему, что смерть возвращает к покою, который был до рождения. Он понимал, что здесь маму ждут лишь страдания, и там, на небесах, ей станет легче. Нобуюки корил себя за эти мысли и убегал из дома. Скитался по улицам. Ночевал в клубах и борделях. Ввязывался в передряги, лишь бы вытравить из памяти единственную проблему всей своей жизни. И когда, в очередной раз набравшись смелости, он заявлялся домой и пытался убедить отца прекратить эту борьбу, Синигава-старший приходил в ярость. Человек, ни разу не повысивший на студентов голос, вопил на родного сына, словно одичавший вепрь. Он заклинал, что лучше бы рак забрал никудышного отпрыска; что пройдоха-наркоман не достоин жизни. Нобуюки молчал: он не знал, верить в это или нет. Он осознавал, что отцу нестерпимо больно, что ему необходимо выплеснуть гнев, но... какой-то обманчивый первобытный инстинкт, какой-то внутренний Иуда нашёптывал Нобуюки, что всё это действительно правда. И он вновь сматывался куда подальше. Нобуюки не нуждался в чьём-либо сострадании; разве способна жалость хоть как-то помочь человеку? Нет. Она делает его лишь ещё более ничтожным. Нобуюки упарывался, бухал и трахался, как в последний день приговорённого к смерти. Отвращение к своему положению закреплялось в нём все сильнее. Быть может, вот она, цена его удачи, как она есть? И точно приговор, болезнь уронила кляксу на их семью вновь: вскоре Таке настиг второй инсульт. Единственным выходом было введение в искусственную кому, и Ютака ухватился за эту возможность, как за спасательную соломинку. Он продал квартиру и переехал в крохотный домик на дачном участке. Вырученные деньги пошли на поддержание жизни жены. Не глядя на уговоры Нобуюки, не глядя на печальные прогнозы врачей, Синигава-старший променял её покой и любовь сына на свою бесконечную веру в её исцеление.

А потом они повстречали Кимико. Будто ангел-хранитель сжалился и ввёл в консоль их жизни денежный чит-код. Бабло и слава попёрли рекой. Восторженный бомонд сделал Нобуюки айдолом. Усадил его в кресло жюри и заставил решать, что круто, а что - нет. И вот он уже выбирает, что поют поп-звёзды и как пляшет подтанцовка; вот он одобряет, что крутят по ведущим каналам Пангеи и какие мюсли кушают на завтрак дошколята. Тихоня постаралась на славу: его счета зазвенели золотишком похлеще хранилищ Лас Вегаса. Спустя год Нобуюки основал свою нарко-империю, филиалы которой расползлись по всему земному шару. Отец с головой погряз в политике, а маму направили к лучшим врачам Люксона. Даже квантовый супер-мозг Гоголона работал над способом вырвать Таке из забвения, да только всё без толку: за долгие годы болезнь прочным сорняком впилась в её тело, и извлечь эту пакость без вреда для организма и рассудка уже не представлялось возможным. Нобуюки пытался отвлечься, как мог. Он объехал всю Африку. Он поднял свою нарко-империю в топы с помощью личной армии химиков-Гоголонов. Он занимался бейсджампингом и подводной охотой. Он голыми руками, пускай и искусственными, покорил Джомолунгму и Канченджангу. И словно злая ирония судьбы, его удача была всё так же неотвратима и непоколебима: никто не мог оставить на нём ни царапины. Пока его сердце кровоточило горем семейных несчастий, обстоятельства из кожи вон лезли, стараясь сделать бытие Синигава-младшего как можно проще.

Сигарета почти закончилась. Заливающий Москву рассвет ещё чётче провёл черту между вчерашним балдежом и гулким шумом надвигающихся отходов. Телефона в карманах не оказалось - по всей видимости, искать его уже бесполезно. Даже такси не поймать: в России кошелёк Пангеи принимают разве что в элитных бутиках. Придётся тащиться пешком до посольства. Лишь бы не нарваться на журналюг: портить имидж, полуголым разгуливая по Москве - не самая разумная пиар-компания. Хотя, учитывая его способность выходить сухим из воды, чёрный пиар наверняка лишь взвинтит его рейтинги.

Нобуюки и дальше бы предавался печальным рассуждениям, если бы его не отвлёк глухой, звучащий будто сквозь вату, бас:

- Э-э-э, слышь, клоун? Сигаретки не найдётся?

Нобуюки по-кошачьи прищурил глаза. Запахло разборками, а разборки он обожал. Его пытались избить или ограбить уже столько раз, что он давным-давно сбился со счёту. Синигава-младший и раньше мог за себя постоять, а уж после того, как Тихоня смастерила для него два алароидных протеза, учить уму-разуму особо дерзких негодяев стало едва ли не любимым его хобби. Особенно он кайфовал, когда его называли клоуном, ведь они были правы. Отчасти. Наивные хулиганы считали его грустным мимом, над которым можно потешиться, да вот только для этих бедолаг он оказывался кошмарным сюрпризом-попрыгунчиком, с воплем выскакивающим из разноцветной коробки. Главное правило: не убивать. Калечить, ломать, вырубать и придушивать, но ни в коем случае не лишать жизни.

- Сигаретка? Конечно найдётся, - демонстративно закинув окурок в бочку, Нобуюки обернулся. - Докуривай.

У ближайшей палатки переминался с ноги на ногу не самой приятной наружности здоровяк. Небритую физиономию украшал шрам, а засаленный тулуп напоминал одеяние кавказского пастуха.

- Ты чё, совсем рамсы попутал? - мужик вынул руки из карманов; блеснули гранями полоски кастетов. - Ты, походу, не врубаешься, так я тебе сейчас проясню. Гони сюда свою золотую коробочку, а не то я тебе почки поотбиваю.

Нобуюки почесал затылок: встроенный в мозги чип переводчика более чем ясно дал