— Ну есть же молодые и симпатичные…

— Ну ты и скажешь, симпатичные! Они все старые, злые и уродливые!

Они уже вышли на шумную рыночною площадь и теперь протискивались меж заваленных фруктами и овощами прилавков, то и дело уворачиваясь от спешащих навстречу покупательниц. В руке у Иды появилась груша, а Мия ловко стянула с лотка на шее какого-то мальчишки леденец на палочке и протянула его Тилль. Та расплылась в улыбке, обняла Мию и сунула леденец в рот.

— А свой первый золотой, — как ни в чём ни бывало продолжила Тилль, — нужно спрятать в самое надёжное место, а лучше всего где-нибудь закопать. И тогда они будут появляться и появляться!

Ида издевательски засмеялась, а Мия задумчиво прикусила губу. Может, малышка Тилль права и надо так поступить? Закопать где-нибудь её первый золотой, посадить его в землю, словно персиковое семечко, и на том месте вырастет большое дерево, а вместо плодов на нём будут расти золотые монетки. Мия поджала губы и опустила взгляд, рассматривая разложенные на лотке булочника пирожки. Нет, золотой ей жаль. Его же подарил ей Лис, как символ их любви. Конечно, он богатый, золотых у него много, но этот-то особенный. Мия хранила его под своим набитым соломой тюфяком и каждый вечер рассматривала, крутила в пальцах, мечтала о тех временах, когда она перестанет быть крысёнкой, станет женой Лиса и у них будет много-много золотых. От мыслей о нём в животе снова растеклось волнующее тепло. Когда они снова встретятся? Тогда, на складе старых парусов, он обещал, что теперь они всегда будут вместе, но с тех пор прошла неделя, а они так ни разу и не увиделись. Нет, это нормально, он же взрослый и занятой, у него наверняка куча дел. Но Мия просто ужасно соскучилась. Нужно сегодня вечером обязательно найти его и…

— Малявка, ты тупее плавникового бревна, если веришь в такие сказочки! — скорчив презрительную гримасу выдала Ида.

— Да хватит лаять, как злобная сука! С этими словами Мия подскочила к Иде, хотела толкнуть её или даже врезать по наглой прыщавой морде, но та успела увернуться, и Мия растянулась бы на округлых булыжниках, которыми была вымощена рыночная площадь, если бы в последний момент её не подхватила Булочка. Мия злобно сплюнула, повернулась и, откинув с лица разметавшиеся кудри, глянула на Иду. Та стояла прямо перед ней, скрестив руки на груди и поджав губы.

— А ты просто шлюха, — процедила она.

Слово обожгло, как жёсткая пощёчина. Мия почувствовала, как запылали щёки и даже кончики ушей. Она не шлюха! Она ни с кем и никогда, ну кроме Лиса, конечно. Но они же любят друг друга! И когда-нибудь обязательно поженятся, произнесут слова брачной клятвы перед статуей Демитии — Мия не сомневалась, что Лис, как и она, выберет в покровительницу их брака богиню, защищавшую воров. И они всегда будут любить друг друга, и у них будет много золота, и большой дом, и… Мия почему-то была уверена, что их дом будет стоять на берегу реки, и вокруг будет расти много-много яблонь, которые каждую весну будут расцветать бело-розовыми цветами, и весь двор будет усыпан лепестками, словно снегом.

Она уже открыла рот, чтобы высказать Иде всё, что о ней думает, когда позади кто-то противным голосом закричал: «Воровка!». Мия быстро обернулась и увидела, что стоявший у лотка с выпечкой пекарь держал за руку пытавшуюся вырваться Тилль. У её ног валялся кренделёк, который она, видимо, попыталась стянуть.

Нет. Нет.

Мия знала, что это только воспоминания. И она не хотела их видеть. Не хотела вновь пережить это.

Не хотела видеть, как пекарь зовёт стражу так громко, что из его рта во все стороны летит слюна. Не хотела видеть, как Булочка пытается объяснить ему, что Тилль просто шла мимо и случайно столкнула с лотка этот злосчастный кренделёк, а Ида подбегает к девочке, обнимает её и даже пытается вырвать из цепких рук, но всё без толку. Не хотела вспоминать, как расступается толпа зевак перед парой направляющихся к ним стражников.

— Ты посмотри, такая мелюзга, а уже ворует! — сказал стражник с седыми усами и едва сходившимся на животе мундире, и схватил Тилль за шкирку.

— Она не воровала! Она случайно! — выкрикнула Булочка.

Второй стражник, помоложе, с огромным, будто растёкшимся по лицу носом, усмехнулся и смерил её презрительным взглядом, который, правда, надолго остановился где-то в районе груди, скрыть которую не могла никакая рубаха.

— Простите… — Тилль опустила голову и захныкала, пара слезинок упала на брусчатку под её ногами.

— Пожалуйста, дяденька стражник, простите мою сестрёнку! — Мия бросилась к Тилль, обхватила её за плечи и глянула на стражника умоляющим взглядом, стараясь выглядеть как можно более жалко и униженно, — Пожалуйста, пожалуйста, простите нас! Наша матушка больна, а папенька с год назад пропал в море. Мы шли помочь нашей тетушке, она на прядильной мануфактуре трудится, чтобы хоть пару медяков заработать! Пожалуйста, простите, мы никогда-никогда не будем воровать!

Мия поверила в свою ложь сразу же, рьяно и истово. Тилль ей никакая не сестра, и никакой матери, ни здоровой, ни больной, у неё никогда не было — но сейчас она могла бы в момент сказать и где они живут, и какого цвета волосы у их болезной матушки, и как зовут их тетку… Правда, она ещё не придумала как, ну так её ещё и не спросили.

Усатый стражник нахмурился, так, что его лоб будто волнами пошёл, и громко вздохнул.

— Ладно. На первый раз отпустим. Но ещё хоть раз вашу шайку на рынке увижу…

Пекарь, как видно, недовольный тем, что они уйдут безнаказанными, принялся уверять, что не первый раз их за воровством заметил, да вот за руку поймать только сейчас удалось. Из толпы зевак раздались одобрительные выкрики, кто-то бросил огрызок яблока, который угодил Мие в бедро.

— Обыщем и отпустим, — твёрдо сказал усатый, — ну а если что ещё найдём — выдадим плетей.

Пекарь харкнул себе под ноги и хотел ещё что-то сказать, но под хмурым взглядом стражника стушевался. Мия чуть слышно выдохнула. Украденное серебро они ещё вчера сдали дядюшке Герину, а от стянутого куска сыра и недоеденного пирожка с солёным творогом и зеленью она успела избавиться. Пусть хоть все карманы наизнанку вывернут — ничего не найдут.

Молодой стражник принялся обыскивать Булочку — правда, сосредоточился в основном на её груди и столь старательно её ощупывал, словно думал, что там драгоценности зашиты. Усатый с ленцой