Шрифт:
Закладка:
Леонард с печалью во взгляде смотрел на Шани. Хоть Хротцбер и довольно большой город, слухи по нему разносились просто с космической скоростью. Не прошло ещё и нескольких часов с момента смерти Кэрри Саймс, как все вокруг уже знали об этом. И теперь Милье с печалью в сердце понимал — вскоре об этом узнает и Шани. А это было бы слишком печально для неё…
Дело в том, что молодая любовница лидера Хейтеров была просто влюблена в парочку беглецов — Троя и Кэрри. Она так радовалась за них, когда те сумели побороть сначала R -189, потом Ирвинга, а за ним и Француза с Мак Грейном. И так мило, так наивно верила, что этим двоим жестокая система Хротцбера даст выиграть, даст сбежать, даст обхитрить Рудольфа — их последнего врага…
Но случилось то, что случилось. Жизнь сыграла по правилам реальности, а не по правилам сладких грёз о ней. Рудольф остался безнаказанным, а Кэрри Саймс лежала в могиле. Всё кончилось тем, чем и должно было кончиться; у историй с такой завязкой не бывает хорошего финала…
Новость о том, что Кэрри Саймс была для Милье тяжела; но ещё тяжелее была для него мысль о том, что всё это рано или поздно придётся рассказать Шани. Он даже и представить себе не мог, насколько расстроится его любовница, когда узнает, чем кончилась история Троя и Кэрри. Возможно, она будет плакать. Может быть, даже рыдать. Но это было неминуемо.
Одно время, пока Шани спала, Леонарду даже пришло в голову вообще не рассказывать своей девушке о том, чем кончилась вся эта история. Просто запретить всем своим людям говорить о смерти Кэрри Саймс в присутствии Шани, чтобы хоть как-то оградить её, защитить от злой правды… Но эту мысль Милье пресёк на корню. Нет, лучше жёсткая правда, чем сладкая ложь. Всё равно же Шани когда-нибудь, да узнает о том, чём всё кончилось.
И лучше будет, если она узнает это сейчас. И не от кого-нибудь там постороннего, а от него, Леонарда Милье, её начальника и любовника. Пусть звуконепроницаемые стены их убежища заглушат её плачь; а слёзы ей он сам вытрет своей нежной рукой.
И всё равно ему было тяжко. Просто тяжко от того лишь момента, что ему скоро придётся поведать суровую правду той девушке, которую он любил больше всего на свете. Да, это лучше, чем если она узнает всю правду, допустим, из газет, но на душе от этого у Милье было так скверно, так воистину…
Внезапно Шани открыла глаза и, зевнув, с улыбкой посмотрела на своего любовника.
— Дорогой, ты меня ждал? — произнесла она. — Ждал, пока я проснусь? Что, так не терпится? Тогда… — она игриво откинула плед. — Иди ко мне, мой Лео!
— Нет, Шани… — с грустным лицом произнёс Милье. — Хотелось бы мне, чтобы я пришёл за этим, но… Мне нужно сказать тебе одну тяжкую весть…
И Леонард Милье, глубоко вздохнув, принялся за свой рассказ.
«А-ха-ха, как же Троя провели! — подумал Француз, уплетая бутерброд с чёрной икрой. — Подумать только, такой тёртый калач — и так поплатился за собственную же глупость! По-моему, новость о том, что Кэрри Саймс пристрелили прямо на руках у нашего наёмника-неудачника — самая лучшая для меня новость с тех самых пор, как прирезали Адольфа!»
Толстяк восседал в своём кабинете за столом, уставленным всевозможными яствами. Да, хорошо поесть (и заодно хорошо выпить) повод у Француза был, да ещё какой!
Казалось бы, чему ему радоваться? Рудольф, тот самый проклятый фашист, который и затеял всю эту катавасию, в результате чего Француз лишился стольких роботов (и, кстати, денег!), жив, здоров и невредим. Мало того, можно даже сказать, что он в этой всей Большой охоте и вовсе ходит в победителях — чего совершенно нельзя сказать о Французе. Но ведь с другой стороны, по кому фюрер нанёс свой решающий удар?
По Трою и его любовнице Кэрри Саймс. А ведь это именно они, именно эти двое перебили уйму роботов толстяка, включая его любимую игрушку — R-189! И теперь эта чёртова скинхедка лежит в сырой земле, а Трой убивается и места себе не находит от горя, что его любимую бритоговочку пристрелили её же братья.
Более того. Кэрри ведь, по сути, подставившись под лазер, спасла Трою жизнь. И наш вечно весёлый наёмничек наверняка себе сейчас локти кусает — мол, лучше бы меня тогда пристрелили, и так далее. Господи, какой же только приятный поворот событий! Прямо бальзам на душу, что эти два беглеца всё-таки добегались, и теперь им обоим не позавидуешь!
Конечно, немного жаль, что при этом сам Рудольф вот так легко отделался. Этот чёртов фюрер, заваривший всю эту кашу, по сравнению и с Мак Грейном, и с самим Французом остался в выигрыше. Все и так уже прекрасно знают, почему. Вот если бы ещё и этого гада заодно прикончили бы — о, вот тогда бы ликованию Француза вообще не было бы предела!
Но не всё сразу. Рудольф — гад редкостный. Гаже даже, наверное, самого Француза. Шантажом заставил Троя отступить от него, угрожая, что убьёт его Кэрри; всё-таки убил эту же самую Кэрри на глазах у наёмника (пусть не специально, но факт есть факт); да ещё ведь и наверняка сейчас втирает своим бритоголовым дуболомам, что Саймс была главной предательницей и потому заслужила смерть (что, кстати, недалеко от истины). В общем, Рудольф всех провёл, и ничего ему за это не было.
Пока что не было.
Француз улыбнулся. О нет, молодой фюрер, ты слишком плохо знаешь этот город, если сейчас беззаботно радуешься жизни, почивая на лаврах победителя! Хротцбер — не тот город, который прощает все ваши шалости и проделки — о, далеко не тот! Чтобы избежать того, что грядёт вам за ваши грехи, нужно быть просто чрезвычайно хитрым и умным человеком — таким, как сам Француз. И Мак Грейн с Адольфом в последние минуты своей жизни наверняка поняли, что зря стали тягаться с законами Хротцбера, это уж точно!
Толстяк с торжествующей улыбкой впился в баранью ногу. О, молодой Рудольф, тебе ещё так много предстоит узнать о городе, в который ты попал…
И едва ли то, что ты узнаешь, тебя обрадует…
