Шрифт:
Закладка:
Информация о погибших на Сиренах Амая стала еще одним ударом.
К тому времени, как отряды береговой охраны и спасателей добрались до общины – полученные разрешения не торчали у них разве что из задниц, – на острове остались одни мертвецы. Это случилось ближе к четырем утра. Тела исчислялись десятками.
Дети Амая, которые не сгорели и не задохнулись в огне, перебили друг друга. Победители покончили с собой. А все потому, что Симо Ильвес поддался необъяснимому темному порыву. Да, он знал, что там находились дети, но в тот момент ничего не мог с собой поделать.
Когда на следующий день у его палаты образовалась очередь, Симо рассказал все как есть. Что он, пытаясь спасти себя и остатки группы «Архипелаг», притворился чертовым богом. Очень и очень злым богом. Умолчал лишь о том, что они с Евой сделали у всех на глазах. Это было их личное дело, как бы нелепо это ни звучало. Насколько он знал, Ева и Марьятта тоже вымарали эту сценку из показаний, хотя они об этом и не договаривались заранее.
Пока Симо лечился, его рассматривали, изучали и опрашивали. Если точнее – рыли ему могилу, используя такие термины, как «превышение служебных полномочий», «халатность» и «непрофессионализм». Так продолжалось до тех пор, пока Жгилева и Зимин не пропали с радаров.
Это случилось в тот момент, когда у всех возник очевидный вопрос. А почему вообще существовала община, практиковавшая пытки и жертвоприношения, но именуемая по какой-то причине «коренным и малочисленным народом»? Да еще и зарегистрированная в день обнаружения трупа? Это была та ситуация, когда «дважды два» сработало безукоризненно, дав искомое «четыре».
И аллигатор бежал.
– Что ж, Симо, похоже, у тебя достаточно аргументов, чтобы попытаться хоть что-то сделать. Не спасешь себя, так хоть пару хвостов подпалишь.
Пальцы Симо застучали по клавиатуре. На экране появились первые слова.
«Примерно в 08 час. 30 мин. 26 апреля, в среду, недалеко от поселка Пираостровск было найдено тело…»
69. Кто будет жить
Через день после того, как Симо Ильвес засел в палате за ноутбук, чтобы дать развернутое пояснение относительно обвинений, в кафе «Горячее горячего» вошли двое – улыбчивый парень и женщина с холодным взглядом.
Это было пятого мая, около двух пополудни. В приоткрытую остекленную дверь влетали капли, брошенные ветром. Погода в Иркутске оставляла желать лучшего. Карелия будто преследовала этих двоих. Те же облака, сочившиеся дождем. Та же серость, облепившая окна.
Филипп заказал себе граниту из шоколада и мяты и сделал это отнюдь не из-за любви к сладкому. Потерявшая в последние дни аппетит Уля ограничилась чашкой кофе. Оба молчали, поглядывая на улицу Байкальскую, терявшую цвета из-за непогоды. Резкой желтой вспышкой пролетел чей-то зонт.
Когда принесли заказ, Филипп снял с шоколадной поверхности десерта веточку мяты и положил ее в рот. После этого десерт был отодвинут в сторонку. Ясные голубые глаза парня, выражаясь языком Хемингуэя, были глазами пулеметчика. И сейчас пулеметчик целился в лицо собеседницы.
– Просто скажи: он будет жить или нет? – нервно потребовал Филипп. – Знаешь, не хочу лишней мелодраматичности. Так что, пожалуйста, не играй в бога, снимая его с крючка в самый последний момент.
– Бога… – Уля вдохнула аромат кофе и тоже отодвинула его. Положила локти на стол, сцепив пальцы рук. – Ты видел его, Фил. Что ты о нем скажешь?
Филипп вздрогнул. Он никогда раньше не встречался с Симо Ильвесом и впервые увидел его на том городском причале. Вид сорокалетнего мужика, впитавшего всем телом учение Красного Амая, привел его в замешательство. Филипп словно оказался рядом с включенной черно-красной лампой, которой управляла пока еще нетвердая рука. И находившийся за пределами света, казалось, мог в любой момент спросить: «Почему твоя вера так слаба, Фил? Почему слаб ты сам? Почему ты оплошал?» И сотни других «почему», способных вызвать приступ вины.
– Скажу, что он чертовски напугал меня, – наконец выдавил Филипп и ощутил облегчение. Сознаться в этом было куда легче, чем носить подобную свинцовую тяжесть в себе.
– Ты же не думал, что мы отстранились только потому, что нам сели на хвост? – Уголки губ Ули задрожали, точно не могли решить, подняться им или опуститься.
– Черт, он и тебя напугал!
Уля повернула голову к окну. Разбивавшиеся о стекло капли становились все тяжелее.
– Вот тебе и ответ, – проговорила она. Разводы воды приковали все ее внимание. – Вопрос в том: будем ли жить мы?
– Ну-ну, ты преувеличиваешь, – с сомнением заявил Филипп. – Мы – его верные последователи. Мы…
– Мы не верили в его существование, Фил. Всего лишь сходили с ума, понимаешь? Баловались.
Это было слишком просто и одновременно – невероятно глубоко, как бездонная могила, которая вела прямиком к центру планеты, ее адскому ядру, и Филипп ощутил это всей кожей.
Вдобавок это был их первый откровенный разговор за последнее время.
Они не могли самостоятельно связаться с общиной – в этом плане Дети Амая были очень упрямы, – но сделали все, чтобы отсрочить появление сил материка на острове. Так они дали Антеро и остальным время убраться куда подальше. И те смогли бы это сделать – будь они живы, разумеется. Сирены Амая повстречали береговую охрану и спасателей обугленным лесом, смрадом и кучами изуродованных огнем тел.
Община вымерла, и Уля странным образом чувствовала на себе груз вины. Только не перед мертвецами, а перед Симо. За то, что Красный Амай остался без паствы.
Это было столь нелогично и абсурдно, что она, будучи не в силах озвучить это, замкнулась в себе. Так продолжалось ровно до этого самого момента. Они покинули Карелию, и Уля стала искать место, откуда Красный Амай смог бы беспрепятственно сделать свой первый шаг.
Выбор пал на Иркутскую область, где в глуши, если верить слухам, можно было сыскать деревушки настолько сумасшедшие, что Амаю и пальцем шевелить не пришлось бы, чтобы его там приняли.
– И что мы будем делать, Уля? – спросил Филипп. Его тоже увлекли узоры, оставляемые водой на стекле.
– То же, что и раньше, Фил, что и всегда. Мы будем служить. Только не образу, а человеку, – ответила Уля.
«Служить не образу, а человеку», – повторил про себя Филипп и улыбнулся. Ему это определение нравилось.
А узоры на стекле все вились и вились.
70. «Судьба убийцы»
Из газеты «Кемский городовой», среда, 26 июля, первая полоса, «СУДЬБА УБИЙЦЫ», Ирина Ступинкова
«На этой неделе вся Россия, затаив дыхание, ждала решения по делу бывшего следователя Симо Ильвеса, обвиняемого в непреднамеренном убийстве 148