солнца, чтобы я пошла помогать им чистить овечий загон. А мне так не хотелось вставать! Было еще темно, и ветер резал кожу, как ножом. Еще и снег срывался с неба. А я лежала в кровати, закутавшись в одеяло, и мне было так тепло… Мне всегда хотелось поспать подольше.

Плод: Не просто подольше. Ты хотела вечно спать, завернувшись в теплое одеяло.

Мать (немного помолчав): Да, ты прав…

Плод: Я не выйду отсюда! Никогда!

Доктор Ин: Уверяю тебя, дитя, окружающий мир отнюдь не вечная ночь, где бушуют зимние бури. Обязательно – и часто! – выпадают дни, когда светит яркое солнце и дует приятный теплый ветерок. Да, жизнь нелегка, но в ней все же много радости и счастья.

Мать: Доктор Ин права! Твоя мама помнит много счастливых моментов. Например, день, когда я покинула дом. Я вышла из Ситао… Только-только встало солнце, прохладный ветерок обвевал мое лицо, птицы распевали на все голоса. Я чувствовала себя птицей, вырвавшейся из клетки… А когда я в городе получила первую зарплату! Я пошла в супермаркет, и раскрывшиеся безграничные возможности наполняли меня блаженством. Ты, конечно, чувствуешь мою радость, деточка?

Плод: Мама, я отчетливо помню оба эти случая, и они просто жуткие! Покинув деревню, ты прошла пешком по трудной тропе тридцать километров через горы до шоссе, чтобы сесть на автобус в ближайший город. В кармане у тебя было всего шестнадцать юаней, и ты даже не представляла себе, как жить, когда эти деньги кончатся. Ведь было совершенно неизвестно, как тебя встретит тот далекий мир! А тот супермаркет? Посетители метались в нем, как муравьи в муравейнике, и теснили друг друга. Столько незнакомых людей, так страшно…

Доктор Ин (после продолжительной паузы): Теперь я понимаю, почему эволюция отменила включение наследственной памяти у людей. С тех пор как в нашем сознании развилось такое свойство, как эмоциональная чувствительность, неосведомленность о мире в момент рождения играет роль мягкой упаковки, защищающей нас от суровой действительности мира. Мы же сорвали с твоего младенца эту оболочку, и он оказался преждевременно открыт недоброжелательству стихий.

Плод: Тетя Ин, что это за веревка, приделанная к моему животу?

Доктор Ин: Ты ведь уже задавал матери этот вопрос. Это твоя пуповина. До самого рождения ты получаешь через нее кислород и питательные вещества. Она обеспечивает твою жизнь.

Весеннее утро через два года

Доктор Ин и молодая мать стояли рядом посреди кладбища; мать держала на руках младенца.

– Доктор Ин, вам уже удалось отыскать хоть что-нибудь из того, что вы исследуете?

– Ты имеешь в виду что-то из того, что помимо воспоминаний составляет сущность человека? – Доктор Ин медленно покачала головой: – Конечно нет. И очень сомневаюсь, что наука вообще способна это найти.

Только-только поднявшееся над горизонтом солнце проложило на земле длинные тени от надгробных памятников. Оборвавшиеся давно или недавно бесчисленные жизни снова озарились мягким оранжевым светом.

– «Где зарождение любви? В мозгу ли, в сердце ли, в крови?»[28] – пробормотала доктор Ин.

– Что вы сказали? – Мать растерянно взглянула на нее.

– Это Шекспир когда-то написал. – Доктор Ин протянула руки, и мать передала ей младенца.

Это был не тот ребенок, у которого пробудили наследственную память. Молодая мать вышла замуж за одного из ученых лаборатории, и это было их дитя.

Плод же, унаследовавший воспоминания матери, через несколько часов после того разговора разорвал свою пуповину. Ко времени, когда дежурный акушер понял, что случилось, нерожденный младенец был бесповоротно мертв. А потом все поражались тому, что в этих крошечных ручках хватило силы, чтобы совершить такое.

Сейчас две женщины стояли перед могилой самого младшего из всех самоубийц в истории человеческой расы.

Доктор Ин пытливо рассматривала младенца, которого держала на руках, как будто наблюдала за экспериментом. А дитя уделяло ей отнюдь не больше внимания, чем всему прочему, что попадало в поле его зрения. Малыш размахивал ручками и пытался ловить проплывавшие в воздухе пушинки цветущего тополя. Блестящие черные глаза взирали с радостным удивлением на мир, который был пышным цветком, огромной прекрасной игрушкой. Крохотный мальчик был совершенно не подготовлен к лежавшей перед ним длинной и трудной дороге жизни, а значит, был готов ко всему.

Две женщины неторопливо прошли по дорожке среди надгробий. У выхода с кладбища мать забрала ребенка у доктора Ин.

– Нам пора по своим делам, – сказала она. Ее глаза сияли тревогой и любовью.

Круг[29]

Синьян, столица царства Цинь, 227 г. до н. э.[30]

Цзин Кэ медленно развернул на длинном низком столе шелковый свиток карты.

Сидевший по другую сторону стола Ин Чжэн, владыка царства Цинь, удовлетворенно вздохнул, глядя на появлявшиеся перед ним горы и реки, принадлежавшие врагу. Цзин Кэ представлял здесь царство Янь, готовое сдаться на милость победителя. Глядя на искусные изображения полей, дорог, городов и военных лагерей, нетрудно было ощущать себя властелином всего этого. А реальная земля была столь необъятна, что перед ее громадностью он порой чувствовал себя бессильным.

Цзин Кэ развернул свиток до конца. Ярко блеснул острый кинжал. В этот миг в Большом зале все застыли и, казалось, даже воздух окаменел.

Все министры вана, стоявшие на приемах не ближе чем в тридцати чи[31] от него, были безоружны. Вооруженная стража располагалась еще дальше – за ступенями, ведущими в зал. Все эти меры были рассчитаны на обеспечение безопасности вана, но сейчас лишь облегчили задачу убийцы.

Но владыка Чжэн сохранял спокойствие. На кинжал он взглянул лишь мельком и тут же обратил мрачный и острый взгляд на Цзин Кэ. Правитель царства Цинь был очень внимательным и осторожным человеком. Он сразу же заметил, что оружие обращено рукоятью к нему, а острием – к убийце.

Цзин Кэ поднял кинжал, и все, находившиеся в зале, ахнули. Кроме Чжэна – тот сдержал вздох облегчения. Он-то сразу увидел, что посол держит кинжал пальцами за острие и подает ему вперед рукоятью.

– Ваше величество, прошу вас убить меня этим оружием, своей рукой. – Цзин Кэ низко поклонился, держа кинжал над головой. – Наследный принц Дань царства Янь приказал мне убить вас, когда вы окажете мне честь личного приема, и я не мог возразить своему господину. Но безмерное восхищение вами не позволяет мне выполнить это повеление.

Правитель Чжэн не шелохнулся.

– Ваше величество, вовсе не обязательно наносить сильный удар. Клинок вымазан ядом. Чтобы оборвать жизнь недостойного, вашему величеству будет достаточно сделать небольшой порез на его теле.

Чжэн сидел все в той же позе, лишь мановением руки остановил стражей, вбежавших в зал.

– Моему величеству вовсе незачем убивать вас, чтобы чувствовать себя в безопасности. Из ваших слов понятно, что у вас не душа убийцы.

Цзин Кэ молниеносным движением перехватил кинжал за рукоять. Острие оружия было направлено ему в грудь,