— Не надо. Это отбросит наши тени на палатку, и они смогут прийти и выследить меня.

Наиме закрыла глаза. Потому что она могла угрожать им сколько угодно, и это не изменит страха и отвращения, с которыми они смотрели на него. Она тяжело вздохнула.

— Хотела бы я заставить их увидеть тебя таким, каким вижу я.

Он отпустил её запястье и провёл ладонью вниз по её руке, по рукавам.

— Каким ты меня видишь?

Он взял её за руку и поднял её, подтолкнув носом и губами, так что она разжала пальцы и провела ими по его щеке.

— Я хотела сказать тебе и не думала, что ты будешь слушать.

Макрам подвинулся, упершись предплечьями на бёдра, так что его лицо оказалось почти на одном уровне с её лицом. Наиме нужно было прикоснуться к нему, больше, чем она уже сделала. Больше, чем осторожные прикосновения, которые можно было бы назвать тёплой дружбой. Больше, чем следовало бы. Его щетина была грубой на её ладони, а кожа тёплой под её холодными пальцами, его пристальный взгляд был прикован к ней.

— Теперь я слушаю, — сказал он.

— Я вижу мужчину, который предан, даже когда другие, возможно, этого не заслуживают. Тот, кто стоит рядом с теми, в кого он верит, со смирением, не умаляясь и не будучи приниженным. Я вижу, — она подавила свой трепет, — тень, подобную сумеркам, покой в конце борьбы, магию, разрушающую барьеры, которые держат нас в плену.

Он нахмурился и поднял руки к её лицу. Повязка на правой руке была мягкой по сравнению с мозолями на левой.

— Ты необходим, — она повторила его прикосновение, подняв другую руку так, что его лицо оказалось между её пальцами. — Твоя магия необходима. И прекрасна, как ночь.

— Наиме, — произнес он её имя с мольбой, наклоняя голову к ней.

Он остановился, не дойдя до неё, его взгляд встретился с её умоляющим.

У неё перехватило дыхание, желание пронзило её, а за ним быстро последовал страх, который заставил её захотеть отстраниться.

Но разве она не извечно задавалась бы этим вопросом? Она не хотела прожить всю жизнь, так и не узнав, каково это — быть поцелованной кем-то, кого она действительно хотела поцеловать. Наиме поднялась на колени и нежно прижалась губами к его губам, затаив дыхание, скользнув руками по его плечам. Она тут же отстранилась, неуверенная.

— Я не знаю как.

Макрам соскользнул с подушки и приземлился перед ней на колени, обнял её за талию и притянул к себе.

— Я знаю, что ты этого не знаешь, — он провёл губами по её переносице, затем по щеке, затем по лбу, обжигая её своей нежностью. — Я знаю, что не должен прикасаться к тебе или позволять тебе прикасаться ко мне. Я не должен был говорить с тобой, я не должен был смотреть на тебя.

— Но мне нравятся всё это, — запротестовала она, задыхаясь, её разум был затуманен.

— Я не могу остановиться, — сказал он. — Я пытаюсь и терплю неудачу.

— Тогда, — начала она, покалывание предвкушения и застенчивости пробежало по её губам и вниз по горлу, — научи меня.

— Да, Султана, — зрачки его глаз распахнулись, разливая чёрную ночь по радужкам.

Её пульс участился, во рту пересохло, и она нерешительно пробормотала что-то, выражающее тревогу. Её родители любили друг друга, но Наиме никогда не ожидала, что такова будет её судьба. Она всегда представляла, что любой поцелуй, который она испытает, будет поцелуем двух людей, которые едва ли нравились друг другу, прижимающихся губами друг к другу в неловкие моменты молчания и на благо других.

Она и представить себе не могла, что почувствует такой прилив желания, от которого у неё перехватило дыхание.

Его первый поцелуй был коротким и яростным, мягкость его губ накрыла её, тепло и небольшие толчки ощущений разлились по всему её телу, а не только там, где его губы коснулись её. Затем он отстранился и потёрся губами о её губы, прежде чем сконцентрировался сначала на её нижней губе, затем на верхней с нежным, уговаривающим напором. Наиме ответила тем же, стараясь соответствовать его темпу и сосредоточиться на нём, не будучи бесполезной из-за ощущений.

Он наклонил голову, покрывая теми же поцелуями её подбородок и шею, и дрожь, пробежавшая по её коже, была неотличима от той, что была вызвана холодом. Она ахнула, её руки скользнули вокруг его шеи, чтобы не дать себе упасть навзничь под его ласками, и он вернул рот к её губам, менее нежно. Его заросшая щетиной челюсть царапала её кожу, шокирующий контраст с влажным, тёплым прикосновением его губ, а затем языка.

Она никогда не понимала, когда видела людей, прячущихся по углам и нишам, считала всё это неприличным и тошнотворным. Но теперь она поняла. Она не понимала, как вообще перестанет думать об этом, о совместном дыхании, тоске и прикосновениях, настолько интимных, что они были невыносимы и всё же недостаточны. Руки Наиме взлетели к его шее, её ногти впились в его затылок, цепляясь так сильно, как она умоляла, боясь и восхищаясь каждой эмоцией и ощущением, которые охватили её. Весь её мир рухнул внутрь и существовал только в тех местах, которых они касались.

Макрам оторвался от неё, но не отстранился, только наклонил своё лицо и уткнулся носом в её. Его дыхание выскользнуло медленной струйкой.

— Ты ещё не закончил? — спросила она. — Я только начала осваиваться с этим.

Он издал смешок.

— Я закончил. Ты убила меня.

Наиме закрыла глаза, пытаясь обрести спокойствие в бушующем водовороте угасающего отчаяния. Никто никогда не писал ни в одной книге по истории, что поцелуи мага разрушения могут быть такими же разрушительными, как и их магия. Или, возможно, всё дело было исключительно в Макраме.

Кожа на её подбородке и щеках горела в его отсутствие, холодный воздух заставил её осознать, какой грубой была его многодневная щетина. Наиме отпустила его шею и прижала пальцы к своим щекам. Макрам скорчил гримасу.

— Ты слишком нежна для меня, — пробормотал он, проводя большим пальцем по её подбородку и целуя кожу вдоль линии, которую он провёл.