Шрифт:
Закладка:
У Юстиниана заблестели глаза от возбуждения, возможности сбросить с себя бремя расходов платить персам за посредничество в торговле шёлком.
– Я обещаю вам богатые дары, если вы привезёте яйца шелкопряда, разведёте его здесь и научите наших мастеров делать шёлк!
Монахи поблагодарили императора за оказанную честь, обещали вновь пуститься в опасное путешествие на Восток, чтобы выполнить поручение.
Юстиниан, встав с кресла, пожал крепко каждому из них руку, велел куропалату проводить их из дворца.
– Да обеспечь их деньгами и на первое время продовольствием на дальнюю дорогу! – приказал он племяннику. – До Сирии пристрой их на какой-нибудь торговый корабль!..
К концу подходил 552 год.
* * *
Прошло два года, и вернулись те двое монахов.
Узнав об этом, Юстиниан сразу же пригласил их во дворец.
За два года монахи почти не изменились: всё те же подтянутые аскетические лица, мягкая походка, почти не слышно, как ступают они, когда вошли к нему в палату. Только лёгкий стук посохов непривычно прозвучал в палате.
Они остановились напротив императора, поклонились ему.
– Здесь, государь, то, что мы обещали принести, – показал один из них на свой посох.
Он отвернул набалдашник на верхнем конце посоха, снял его… Посох внутри оказался полым, и там, в его полости, лежали какие-то тряпочки… Он достал эти тряпочки, пропитанные чем-то слабо пахучим, развернул одну из них. В ней оказались яйца шелкопряда.
– Их надо поместить в навоз, отогреть, из них вылупятся гусеницы, которых нужно выпустить кормиться на тутовые листья. Затем гусеницы окуклятся, сплетут кокон из тонких нитей, их они выделяют из себя. Часть коконов нужно оставить для выведения бабочек, которые отложат множество яиц… Остальные же коконы опытные мастера аккуратно размотают на тонкие нити, ссучат их в нити для пряжи шёлка…
Он замолчал, понимая, что далее следует обычный процесс, известный в прядильных мастерских.
Юстиниан поблагодарил монахов, пригласил за стол. После застолья он щедро одарил их подарками и отпустил.
Глава 20. Посольство аваров в Византии
Весна, конец мая 558 года. Константинополь. Дворец императора.
Дворец, да и сам Константинополь тоже, уже далеко не тот, каким увидели его когда-то, восемьдесят пять лет назад, Юстин с братьями, придя в столицу искать свою удачу, свою судьбу.
Ему, Юстиниану, уже семьдесят шесть лет. Он уже седой, слегка располнел, лицо круглое, отвис подбородок, придавая ему вид провинциального добряка-старичка невысокого роста с залысинами.
Вот уже десять лет как нет Феодоры, она умерла от рака. И сейчас она лежит в месте упокоения византийских императоров, в храме Святых Апостолов, ждёт его…
Иногда он вспоминает её, единственную женщину, которую он любил и доверял, как самому себе. Но вспоминает он её уже холодно, рассудочно, чувства давно ушли, осталась только пустота от ранней утраты.
Но чаще вспоминал он то, что было создано, построено им за годы его правления. И эти воспоминания давали ему всплеск чувств для того, чтобы жить дальше, несмотря на потерю Феодоры… Войны – они были только для того, чтобы восстановить Римскую империю в былом её когда-то величии и пределах… Выполнил ли он эту, ещё былую юношескую задумку?.. Да, почти что!.. Так отвечал он сам себе… Он уничтожил государство вандалов в Африке, вся Италия очищена и от остготов. Уже нет их королевства. Всё это выполнил по его поручению Велисарий… Но на это ушло двадцать военных лет, огромные затраты и людские ресурсы… А что было построено им?.. Или восстановлено из руин!.. Городские подонки во время мятежа «Ника» сожгли и разрушили многие здания в столице… Храм Святой Софии лежал в руинах! Рядом с ним сгорела и церковь Святой Ирины. Та же участь постигла и храм Святых Петра и Павла у дворца Гормизда…
И хотя память у него была хорошая, он не мог сейчас вспомнить всего, что было восстановлено после мятежа. Он выстроил заново разрушенные временем храмы вокруг залива Керас, «Рог», от имени Кероессы, матери Византа, основателя города… А храм Пантелеймона-мученика! При выходе из пролива Босфор в Понт Эвксинский на берегу пролива высится громадная скала, на ней же стояла маленькая убогая часовенка Пантелеймона, уже развалившаяся. На её месте он построил храм Пантелеймона-мученика… А сколько крепостей на той же границе с персами было построено или заново укреплено! Хотя бы та же крепость Дара, основанная императором Анастасием и сейчас ещё обеспеченная достаточными запасами воды… Восстановлены им стены Амиды и полностью Антиохия. Громадная работа проведена над укреплениями по берегам Истра, в Дардании, Фессалии и Дакии.
* * *
К Харисейским воротам Константинополя подъехали человек десять ордынцев[113] в сопровождении легионеров.
У ворот всю их компанию остановила стража.
Один из легионеров, по знакам отличия старший, подъехал к стражникам, спрыгнул с коня, подошёл к ним.
Переговорив с начальником стражи, он предъявил ему документ магистра армии в Лазике, Юстина, сына Германа, разрешающий сопровождать от самой границы в Лазике иноземных послов, невиданных ещё здесь аваров, к самому императору. Перед этим же, как только послы появились на границе, Юстин донёс о них императору Юстиниану, а тот велел магистру отправить послов под охраной в Константинополь.
Пока старший из легионеров говорил с начальником стражников, остальные стражники с любопытством разглядывали необычного вида варваров.
Все они были одеты в стёганые кафтаны, поверх них доспехи, на голове же были меховые шапки. У всех за плечами были луки и колчаны, на поясе сабли, а в руках длинные тонкие копья, которыми ордынцы владеют мастерски в губительных для неприятеля сшибках. У каждого была запасная лошадь, а в тороках[114], за седлом, висел бурдюк с кумысом и мешок со съестными припасами.
Но не это заинтересовало стражников, а нечто иное: длинные, цвета чёрного ворона волосы, заплетённые в косы, в которые были вплетены цветные ленты. У некоторых они были увязаны в накосники… Для византийцев это было в диковинку…
Их пропустили за стены. И ордынцы поехали шагом, бросая жадные взгляды на всё, что встречалось на пути. Поехали они по широкой и прямой как стрела улице Меса, мимо портиков, защищающих от палящего солнца… По сторонам улицы стояли
