– О! – воскликнула Синь Кам. – Это же Хо Тхи Тхао!

– Знаем, – терпеливо откликнулась Синь Лоан.

– А юбку из телячьей шкуры она носила потому, что украла у солнца одного из священных телят.

– Знаем, – повторила Синь Лоан, и Тии слегка выпрямились.

– Вообще-то это обстоятельство мне не было известно, – с намеком признались они.

– Зато теперь известно, – подхватила довольная Синь Кам.

Синь Лоан вздохнула, протянула руку и потрепала младшую сестру по ушам.

– Да, так она и сделала, – сказала царица. – Когда Хо Тхи Тхао была совсем маленькой, мать сказала, что ей суждено всю жизнь питаться объедками. И что Хо Тхи Тхао так мала, что не идет ни в какое сравнение даже с соснами, которые равнодушны ко всему, что приятно на вкус или быстро бегает.

– Какая жестокость со стороны матери, – не удержалась Сыюй, и вместо того, чтобы рассердиться, Синь Лоан наклонила гордую голову.

– Верно. И в доказательство, что ее почтенная мать ошибается, Тхи Тхао пробралась в поместье солнца, убила и съела двух спящих пастухов, а потом задрала и поглотила одного из самых любимых телят солнца. Потом она вернулась домой, съела все сосны в долине Чжо, всех людей, своих сестер и наконец свою мать.

– Ой… – тихонько выговорила Сыюй, а Синь Лоан, коротко улыбнувшись ей, перевела взгляд на Тии.

– Вот и пополнение для твоих книг, служитель. Запиши, чтобы его нашли после того, как мы тебя съедим. Прошу, продолжай.

Дьеу подошла, чтобы положить монету в миску, стоявшую у ног жрицы, та с ворчанием пробудилась и схватила Дьеу за руку, не дав закончить поклон.

– Что это ты делаешь, скажи на милость? – потребовала ответа жрица.

– Подношение, – ответила Дьеу и только теперь заметила то, что ускользало от ее взгляда раньше. Она увидела пятна засохшей крови на тунике жрицы и ее ногти – толстые и белые. Обычно от жриц пахло воздержанием и дешевыми благовониями, а не сырой землей и полным брюхом, и Дьеу стоило немалых усилий не пытаться высвободить руку из ее пальцев.

– Посмотрим, что у тебя за подношение, – сказала женщина и скривилась, увидев монетку. – А, так у него нет никаких достоинств.

– Это монетка… достоинством в один сэн, или четыре фи, – указала Дьеу, но ее собеседница покачала головой.

– Ничего она не стоит, – объявила она и шлепнула Дьеу по руке так, что монетка упала на землю и покатилась прочь. – Что ты мне дашь вместо нее?

– Эм-м… могу прочитать молитву о скорбящих и страждущих мира…

– Нет, не хочу. Что еще у тебя есть?

От женщины все еще пахло сытостью, но что-то в ее голосе указывало, что это временное состояние, а в ее глазах, круглых и очень красивых, вдруг отразился острый голод.

– У меня… у меня есть лепешки из рисовой пасты.

– О! – удивленно воскликнула женщина. – Тогда хорошо. Доставай их.

Только этими рисовыми лепешками Дьеу и предстояло питаться следующие два дня, но она рассудила, что шансов прожить эти два дня у нее прибавится, если сейчас она поделится своей единственной едой. И, достав их по одной из сумки, она отдала их женщине.

К ее удивлению, женщина заставила ее сесть рядом с ней перед святилищем, отпустила ее руку и разделила лепешки между ними.

– Можешь сбежать, если хочешь, – сказала женщина сухо…

– Нет, она сказала это добродушно, – пробурчала Синь Хоа, хотя Тии думали, что она дремлет.

– Что, простите?

– В ее словах не было злости, – сонно пояснила Синь Хоа. – Это любезность. Позволение. Знак внимания.

– Я запомню, – пообещали Тии и продолжали.

– Можешь сбежать, если хочешь, – добродушно сказала женщина, – а можешь остаться и поесть.

Дьеу, которая ничего не ела с самого рассвета, посмотрела на протянувшуюся перед ней длинную дорогу, потом на рисовые лепешки. Рассудок советовал ей бежать, живот – съесть хотя бы одну лепешку, пока можно, а за время странствий живот Дьеу научился выражаться очень громко и убедительно.

Поплотнее запахнувшись в свой дорожный соломенный плащ, Дьеу деликатно откусывала от одной рисовой лепешки, пока женщина расправлялась с остальными, пережевывая их с отрешенным выражением на лице. Пока они ели, Дьеу все отчетливее понимала, что рисовые лепешки женщину нисколько не прельщают, зато она с живым интересом поглядывает на нее, Дьеу, изучает ее от верха шерстяной шапочки до обернутых тряпьем пальцев ног, обутых в сандалии.

Наконец на лежащем между ними пятнистом вощеном листе, в который были завернуты лепешки, осталась всего одна, и обе сотрапезницы задумчиво уставились на нее.

– Что ж, – немного погодя произнесла женщина. – Вот…

Дьеу удивленно моргнула, увидев, как женщина взяла последнюю лепешку и разломила ее надвое. Потом придирчиво изучила обе части и наконец протянула Дьеу ту, что была побольше. Дьеу протянула руку, но женщина поднесла половинку лепешки к ее губам, будто ребенку.

Нерешительно, только потому, что она не хотела обидеть незнакомку и вдобавок была очень голодна, Дьеу открыла рот и позволила накормить ее рисовой лепешкой.

– Вот и все, – удовлетворенно сказала женщина и встала.

Оказалось, что ростом она ниже Дьеу, едва достает ей до подбородка, но в толщину превосходит ее вдвое, если не больше. Глядя на нее сверху вниз, Дьеу точно так же не чувствовала себя в безопасности, как и раньше, сидя рядом с ней на земле и ужиная рисовыми лепешками.

– Вот и все, – эхом повторила Дьеу, и женщина кивнула без улыбки, только зажмурилась на миг.

– Мое имя Хо Тхи Тхао. Твое имя я спрошу, когда буду уверена, что хочу знать его.

– А ты захочешь? В смысле, знать? – растерянно спросила Дьеу.

– Ну, это мы еще поглядим. А сейчас пойдем со мной.

– Ну и ну! – по лицу Синь Лоан прошла легкая тень возмущения. – Хочешь сказать, она не знала?

Услышав тон, которым тигрица задала вопрос, Тии подняли брови.