Шрифт:
Закладка:
Час спустя под окнами предполагаемых преступников расположился быстроглазый точильщик. А чуть поодаль – легкая пролетка на рессорах. Извозчик, пожилой обстоятельный мужчина, целый день неспешно покуривал трубочку, не обращая внимания на потенциальных ездоков.
Наблюдателям удалось выяснить, что один из троих, Валерий, куда-то исчез – толстый Матвей Матвеевич и Владимир Петрович всюду показывались только вдвоем. С утра они отправились позавтракать. Потом по Набережной прошлись до собора, оттуда на пролетке (извозчик – городовой Симонов) отправились к торговым рядам. Недолго потолкавшись среди покупателей, они зашли в ювелирную лавку Аргунова. Но и там ничего не купили, лишь приценялись. Затем, пешком, неспешно, прошли по Тамбовской до заставы, свернули на Театральную к Хлебной площади, поднялись к себе в нумер, где и пробыли до вечера. Поужинав здесь же, в трактире, опять вернулись к себе и не выходили из комнаты до самого утра.
И так на протяжении нескольких дней они прогуливались по городу, баловали себя водочкой и разносолами, а мы с господином Пульхровым ломали себе головы – не зря ли все нами затеяно. В конце концов, никто же не видел, что они убивали гулящих. Всякие совпадения случаются. Вспомнить хоть дело мещанина Герасимова, которого цепь невероятных случайностей едва не привела в желтый дом! А сведений об их причастности к делу Платициных и Владимирова и вовсе не имелось. Одно было подозрительно – никакой коммерческой деятельностью «представители торгового дома» тоже не занимались.
В конце концов Иван Владимирович предложил немедля арестовать «москвичей», допросить их и все сразу же разъяснить. Я же считал, что спешить не стоило – Иванов и Петровы легко от всего отопрутся.
То, что смерти несчастного семейства Платициных и сына рязанского фабриканта не результат случайности, а чье-то злонамеренное действие, я не сомневался. Положим, Владимиров мог помереть и от сердечного приступа, тем более, по полученным сведениям, он действительно страдал болезнью сердца, наследственной в их роду. Но смерть семейства Платициных, картина которой была совершенно подобной же, схожесть гибели двух проституток и нервическое состояние третьей, просто не укладывались в цепочку случайности.
Опять же, как и с рязанцем Владимировым, наследником Платициных стал человек, при иных обстоятельствах и не смевший бы о нем мечтать – внук покойного старшего брата Ивана Поликарповича, проживавший в Петербурге. Как стало известно из ответа столичной полиции на мой запрос, этот отставной артиллерийский офицер погряз в долгах и в самое ближайшее время мог стать центром грандиозного скандала. Так что богатое наследство оказалось как нельзя кстати.
Впрочем, данное подозрительное обстоятельство совершенно не тронуло полицмейстера, и он вновь принялся поговаривать о закрытии дела, как произошедшего вследствие несчастного случая.
К моему счастью, по городу поползли неясные слухи о якобы являющемся по ночам на Соборной площади сатане, который утаскивал свои жертвы в мрачные подземелья дома Платициных. Конечно, появление подобных слухов было не на пользу спокойствию обывателей. Но они, слухи, поспособствовали тому, что начальство озаботилось пресечением явлений, их порождающих. А по-простому говоря, меня вызвал градоначальник и велел немедля разыскать и наказать злодеев, тем самым предотвратив распространение мистических слухов и разговоров о преступном бездействии властей.
Я ответствовал, что делается все возможное, но сам-то прекрасно понимал, что решающих улик у следствия нет.
Но неожиданные последующие события дали мне в руки тонкую, но довольно прочную нить к разгадке тайны.
Произошло все, как и полагается всякой неожиданности, ночью. В два часа пополуночи я был разбужен звоном дверного колокольчика. И через мгновение появился, разумеется, господин Пульхров:
– Ваше высокоблагородие, – начал он по своему обыкновению. – Иван Иванович, собирайтесь!
– Фу ты, ну ты, Иван Владимирович! Вы, голубчик, хоть какой новый оборот речи придумали б! Или уж просто сапогами потопали бы, а я и так все бы понял, – несмотря на безвременное пробуждение, настроение у меня было приподнятое, должно в предчувствии удачи.
Однако, помощник моей шутки не понял, удивленно похлопал белесыми ресницами и опять зачастил:
– Так, тут, ваше высокоблагородие, экстренное известие! В подвале Платициных, в том самом, задержан дворник Федор Зайцев и купеческий лакей Иван Турапин!
– А что они там делали? – удивился я.
– Я еще не разговаривал с ними подробно, но говорят, что какой-то клад искали.
– Клад!? Час от часу не легче!
– По распоряжению господина полицмейстера в усадьбе Платициных был установлен круглосуточный полицейский пост вплоть до прибытия нового хозяина, дабы людишки хозяйское барахло не потаскали. С полчаса назад старший городовой Шишкин разбудил меня и сообщил следующее…
И Пульхров, торопливо, но обстоятельно, принялся рассказывать, покуда я одевался и вместе с ним усаживался в пролетку.
В начале второго часу полицейские Егоршин и Шишкин обходя усадьбу заметили, что в глубине двора какие-то сполохи огня. Решив, что начинается пожар, они бросились туда, но огонь неожиданно пропал. Однако спустя несколько минут сполохи снова появились. И дополнились осторожным стуком, доносившимся будто из-под земли. Стало очевидно, что это отсвет огня и стук происходят из подвала, того самого подвала, где погибло купеческое семейство. Полицейские поначалу немного струхнули.
– Они решили было, что покойники на место своей смерти наведались! – хихикнул мой помощник.
Но чувство долга пересилило страх и городовые тихонько подобрались к окошкам, выходившим на поверхность у самой земли и заглянув в них увидели двух мужиков. Те, при свете масляного фонаря, киркой и кувалдой ковыряли стену повала. Мужики были опознаны, как дворник Зайцев и лакей Турапин. Окончательно осмелевшие полицейские немедля задержали злоумышленников. После чего Егоршин остался их караулить, а Шишкин побежал за Пульхровым, который квартировал неподалеку.
В подвале пахло сыростью и горячим металлом фонаря. Задержанные сидели со связанными за спиною руками в углу помещения, где были ранее обнаружены трупы. Вернее, сидел только Турапин. Дворник же валялся на боку и громко стонал.
– За кирку схватился, подлец, – оправдываясь, пробасил Егоршин и повернувшись к свету продемонстрировал большую ссадину на скуле и оторванный погон.
– Отлично! Стало быть, каторгу за нападение на представителя власти уже имеете!
Услышав эти мои слова, Зайцев замолчал. А Турапин напротив, бухнулся на колени и тоненько завыл:
– Не виновный я, господин пристав! Как есть не виноватый! Это он все, Федька! – ткнул он товарища в бок носком сапога.
– А ну-ка, ребята, волоките-ка этого наружу, – велел я городовым, указывая на дворника. – А со вторым мы тут побеседуем.
Трясясь и поминутно шмыгая носом, лакей начал поспешно каяться.
Оказалось, что сообщая мне об отсутствии
