— Ну куда вы все торопитесь? — отрок отбивался, хотя тычки в спину быстро перерастали в пинки.

— Причащается раб Божий Мартин, — решился поп. — Честнаго и святаго тела и крове Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, во оставление грехов и в жизнь вечную12…

* * *

Странный поступок Мартина перевернул его судьбу. Храброго паренька заметил староста Афанасий Погодаев. Заметил, и из благородных побуждений решил пристроить сироту в какое-нибудь мало-мальски приличное место в селе.

Сначала юношу определили помощником писаря в съезжую избу13. Грамотных крестьян было мало, а документов — гора. Но оказалось, что Мартин совершенно не приспособлен к подобной работе. Читать он умел, а писал грязно и коряво — как курица лапой. Читать его каракули было невозможно. Подьячий выгнал Мартина на третий день.

Потом возник вариант с кузнецом Назаром Микифоровым — тоже очень и очень сомнительный, учитывая тщедушность и болезный вид паренька. Кузнецу был нужен помощник «подай-принеси». И желательно только за еду и за кров. Назар растил четырёх дочерей. И не просто растил, а всеми силами копил им приданое, мечтая о богатых женихах из других сёл, или из слободских.

Отдать девку замуж на сторону в Преображенском считалось очень дорогой затеей. Если внутри вотчины крестьяне сами платили прежней семье жены — целых три рубля (по тем временам за такие деньги можно было приобрести дойную корову), то стороннему жениху следовало выкупить суженую у братии из крепостных. И такой мужчина рассчитывал вернуть хотя бы некоторые затраты за счёт богатого приданого.

Тратить время на нормального ученика кузнец ленился. Предыдущий сбежал от мастера после трёх лет бессмысленных трудов. Сыновья у Назара отсутствовали. И новых детей он не ждал, поскольку в ремесленных делах повредил себе тайный уд. Дело Назара после его смерти должно было перейти к брату, который трудился на соседней улице. А на будущих зятьёв у кузнеца были другие планы. Своих девок он готовил в замужество не просто за состоятельных людей, а за поповичей или даже за купеческих. И оттого не жалел на воспитание дочек сил и средств.

На ведьминого сироту Назар посмотрел с огромным недоверием и сразу задал ему такую гонку, что у нового помощника только пятки сверкали. Работа в кузне была очень тяжелой — вода, уголь, меха, разгрузка-загрузка горна. И так по кругу. Через час парень был готов умереть, через два часа — жаждал умереть немедленно, а к вечеру — соглашался уйти мир в иной, даже если он прямиком отправится на сковородку к чертям. Но когда перед закатом юноша (едва переставляя ноги) выбрался во двор, у него хватило сил поймать на себе ироничный взгляд Гели — старшей дочери кузнеца. И Мартина это сильно задело.

На следующий день физически было ещё тяжелее — болело всё. Руки не сгибались. Мозоли на ладонях набухли, словно почки на апрельской ольхе. А потом прорвались. Но теперь у парня была цель. И когда вечером ведь мокрый от пота и едва живой (но все-таки живой) помощник кузнеца снова стоял во дворе, он дерзко ответил Геле взглядом на взгляд. Ответил, и неожиданно утонул в ярко-зелёных с чёрными кромками зрачках. И тогда Мартин понял, что остается у Назара, и вытерпит здесь любой труд и любые лишения. И ещё понял, что, несмотря на свою ненависть к людям, всё-таки глупо и безвозвратно пропал.

Глава четвёртая. Геля

Октября 13 дня, 1726 года, окрестности деревни Князево Тонбовского уезда

Той осенью Мартин стал мужчиной. Два года, проведённые в кузне, сильно изменили его. Благодаря тяжёлому физическому труду и нормальному питанию, он вытянулся, нарастил мышцы и приобрёл силу. Носы тех, кто продолжал дразнить его «ведьминым ублюдком», несколько раз были сломаны и водружены на прежнее место сельским костоправом. Задирать ублюдка больше никто из сверстников не решался. Бывшего ведьмёнка уважала даже самая наглая уличная банда, которую составляли дети переселенцев из Романовой пустоши14. Их родители прибыли в Преображенское первыми, и на этом основании считали, что им позволено больше других.

Мартин сошёл бы за красавца, если бы не оттопыренные уши, нелепый нос с горбинкой, да не пересекающий подбородок рваный шрам. Но шрамы украшают, и когда летом он с голым торсом выходил из кузни к колодцу и обдавал себя двумя вёдрами воды… Здесь на него засматривались и молодухи, и девки — все, кроме Гели. Та вела себя так, словно Мартина не существует, а когда они-таки сталкивались по хозяйству (этого было не миновать), девушка всем видом показывала, что общение с данным домочадцем — ниже её достоинства. И вправду — где будущая купеческая жена, а где — бездольный сирота. «Здравствуй и до свидания», — вот и весь разговор.

Однажды субботним вечером во двор Назара пришли парни из той самой романовской ватаги — Мишка с Васькой. Чинно поприветствовав хозяев, они направились к Мартину. Мишка был страмен левой рукой — она болталась у него, словно плеть, и привязывалась к туловищу поясом. При этом калекой бойкий юноша себя не считал, и поблажек себе не просил. Он был одним из главных частобаев среди старших сельских мальчишек. А Васька, напротив, почти всё время молчал. Как и все романовские, ребята сильно «гэкали» и не к месту наседали на звук «я». Даже там, где его не было.

— Мартинка, ядем завтря с нями на Синь-камянь15, — сходу проякал Мишка.

— Зачем? — удивился Мартин.

— Не догадываешься? Это же не просто какой-то валун. Говорят, он превращает парней в молодчиков. А нам уже по две седьмицы — пора.

— А я не знаю, сколько мне лет. Мать никогда не говорила, а сам не помню, — упирался помощник кузнеца.

— Ну, смотри. Ты как считаешь: девчонки — бесполезные дуры или нужны по хозяйству? — быстро придумал способ определения возраста Мишка.

— Дуры, — не задумываясь, отрезал Мартин.

И тут же, завидев вдали тонкий силуэт Гели, добавил:

— Но нужны…

— Вот, — обрадовался однорукий. — Путь неблизкий, двенадцать вёрст, поэтому выходим перед рассветом, чтобы обернуться к вечеру.

— Только поляна с Синь-камнем — это почти Ценский лес, — вступил в разговор Васька. — Там за каждым деревом — по разбойнику. Говорят, они берут неосторожных путников в полон. А потом отрезают им каждый день по пальцу, и отсылают родным. И так — до тех пор, пока не заплатят выкупа.

— Но с нами будет самый здоровый парень села — отобьёмся, — пообещал Мишка, наконец, объяснив роль Мартина в походе.

— Ну ладно,