— Это все еще правда.

— Нет, это не так. Потому что тогда я боялась тебя, и я была права.

— Когда я, черт возьми, причинял тебе боль? — Я рычу.

— Ты делаешь мне больно каждый раз, когда открываешь рот, — мягко говорит она.

Ее глаза говорят то, что ее слова не могут уловить: иногда шрамы, которые остаются с тобой навсегда, — это те, которые ты не видишь. Те, что остаются под вашей кожей, маскируясь под видом силы.

Я притягиваю ее вперед и врезаюсь своими губами в ее.

Она стонет от внезапного прикосновения, но проходит несколько долгих секунд, прежде чем она начинает пытаться оттолкнуть меня от себя. Даже когда ей удается оторвать свои губы от моих, ее глаза выдают ее.

— Отстань от меня!

— Заставь меня поверить, что ты этого хочешь.

Она качает головой. — Я ушла. Несправедливо с твоей стороны вернуться сейчас. И за что? За что?

Что, черт возьми, я ей скажу?

Эта встреча с Джо не кажется правильной, если она тоже не там? Если я скажу ей это сейчас, она разозлится, взбесится и разрушит все мои планы.

Она попала в самую точку раньше: я сын своего отца, что бы я ни говорил вслух. Он научил меня быть жестким, безжалостным, бескомпромиссным. Он научил меня никогда не терять концентрацию. Никогда не менять план на основе эмоций.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, — говорит она, когда я не отвечаю. — Я хочу, чтобы ты тоже оставил мою дочь в покое.

— Моя дочь, — поправляю я.

Она бьет кулаком мне в грудь с рычанием разочарования. Я стряхиваю удар и провожу ее задом к двери, пока ее задница не прижимается к старому дереву. — Ты все забываешь, Камила: это мой мир, и ты сейчас в нем. Как и она. Ты можешь уйти, ты можешь попытаться убежать и спрятаться, но это не имеет значения, потому что я найду тебя. Ты знаешь почему? Потому что ты моя. Так же, как и Джо.

Ее глаза искрятся яростью, но в них есть и желание. Так же, как всегда было.

На этот раз, когда я захватываю ее губы своими, ее губы приоткрываются для меня. Я пробираюсь глубже. Ее язык не участвует первые две секунды, а потом, как будто не в силах сдержаться, она встречает меня.

Моя рука ложится на ее левую грудь, и я сильно сжимаю ее, издавая громкий стон. Я отстраняюсь и перекатываю ее сосок между двумя пальцами.

— Ты должна молчать, — говорю я ей. — Если только тебе не нужно, чтобы я заткнул тебе рот.

Раздражение мелькает в ее глазах, когда она наклоняется и хватает зубами мою нижнюю губу. Она кусает, достаточно сильно, чтобы пустить кровь.

Однако я не дергаюсь назад. Я упиваюсь ее внезапной испорченностью, взрывом дикости, который, как я всегда знал, был в ней.

— Какой у меня вкус, kiska?

— Как грех.

Ухмыляясь, мои руки скользят вниз к ее красивой заднице. Я стягиваю с нее шорты. Затем я обхватываю ее и поднимаю вокруг своей талии.

Она обхватывает меня ногами и начинает возиться с моей рубашкой. Я прижимаю свой твердый член к ее киске, и она снова стонет, громче, чем в первый раз.

Неодобрительно качая головой, я засовываю два пальца ей в рот, заставляя ее сосать их, пока продолжаю тереться о нее.

Ее слюна покрывает мои пальцы, и я чуть не теряю их. Но я слишком долго был без нее. Мне нужно быть похороненным внутри ее милой маленькой киски, прежде чем я отпущу себя.

Теперь она дрожит быстрее, почти вибрирует. Я прижимаю ее к стене и свободной рукой высвобождаю член из штанов.

Я должен взять ее медленно. Заставь ее почувствовать каждый мой гребаный толчок, хотя бы для того, чтобы доказать то, что я сказал: что теперь она принадлежит мне; что я главный.

Но это вылетает из окна в тот момент, когда мой член оказывается на одной линии с ее щелью. Я засовываюсь в нее одним длинным толчком, и она кусает мои пальцы.

Она чертовый рай.

Три недели в каком-то смысле казались ничем. Но это? Такое чувство, что у меня никогда не было этого раньше. Как в первый раз, даже лучше. Чистое гребаное блаженство.

Ее влажность. Ее стоны. Ее волосы развеваются над нами обоими, когда она тяжело дышит, скулит и скулит, как будто она уже на грани того, чтобы сдаться.

Ее тело движется в такт моему. Я безжалостно трахаю ее у стены, заглушая ее крики ладонью у ее рта.

Ее оргазму требуется некоторое время, чтобы достичь его, но когда он прерывается, ее тело сводит судорога от давно подавляемого желания. — Исаак… — бормочет она. Она цепляется за меня, словно боится, что улетит прочь, если не удержится на якоре.

Я продолжаю трахать ее, пока не могу больше сдерживаться.

Я кончаю именно так, как и предполагал: полностью внутри нее. Затем я вытаскиваю и ставлю ее на ноги.

Она кладет руку на комод, чтобы не упасть. Ее ноги дрожат, а дыхание становится тяжелым. Я стою и смотрю, как свет покидает ее глаза.

Тогда трансформация завершена. Безудержная Ками исчезает.

Тот, кто меня ненавидит, вернулся.

Она проходит мимо меня и направляется в ванную. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как она вытирает мои соки между ее бедер. Она смотрит на меня в зеркало. Ее глаза жесткие, холодные, далекие.

— Ты знаешь, куда тебя везут? — Я спрашиваю.

Она хмурится. — Нет, но ты, наверное, знаешь.

— Для разнообразия — нет.

— Значит ли это, что когда я уйду, ты не сможешь меня найти? — Трудно прочитать ее лицо. Чтобы узнать, радует ли ее мысль о разрыве этой связи навсегда, или пугает, или вообще что-то еще.

— Вероятно.

Она кивает. — Возможно, это к лучшему, — говорит она, хотя кажется, что она больше всего на свете пытается убедить себя.

Мне пора идти. Я уже задержался слишком долго.

Прежде чем подойти к окну, я достаю из кармана небольшой листок бумаги. Там нет ничего, кроме номера телефона.

— Что это? — спрашивает она, когда я предлагаю это ей.

— Спасательный круг. На всякий случай.

Она долго смотрит на мою протянутую руку, прежде чем взять бумагу. В момент когда берет его в руки, я оборачиваюсь.

А потом, несмотря на все инстинкты моего тела… Я ухожу.

5

КАМИЛА

ДВА ДНЯ СПУСТЯ

— Ками? Ты в порядке? — спрашивает Лилиан,