всплеснул руками Иван. — Если любое моё действие вам навредит, то зачем тогда меня сюда притащили?.. Я не совсем уж лох. Я понимаю, что ничего не понимаю в управлении башней, не понимаю, сколько вообще всё это хозяйство стоит и как оно работает. Но отчего тогда вы не предложили мне с самого начала какую-нибудь крупную сумму денег, откупных? Я бы продал башню. Вам лично. Или всей команде здешних управленцев. Ну, если башня такая дорогая, то вы могли бы скинуться и… Тем более, что я не знаю реальной цены всего этого, и меня, наверное, легко было бы надуть, купив всё намного дешевле. Вместо этого вы со мной носитесь так, словно… Я и дядю Славу-то знал не очень близко. А вас впервые увидел сегодня утром. Всех остальных — тем более. Что вам помешало обуть меня ещё дома, на ферме, под Пензой, когда я даже не видел всей этой громадины и не понимал толком о чём речь?

Премьер плюхнулся в кресло, откинулся на спинку, поморщившись, прикрыл глаза и принялся массировать себе пальцами виски:

—Нет, Иван, — тихо ответил он. — Я бы не стал тебя "обувать" просто из уважения к памяти Славика… Но ты, конечно, прав. Команде, теоретически, было бы проще выкупить у тебя башню целиком и как-то акционировать, совместно управлять… Вот только сейчас это невозможно по целому ряду причин. — Он открыл глаза, сел поудобнее и начал загибать пальцы: — Во первых, по закону ты можешь вступить в полную собственность только через месяц после смерти прежнего владельца башни. Во вторых, для начала, надо, чтобы был официально признан сам факт смерти Святослава Чернова. Пока следствие считает, что он пропал без вести шесть дней назад при странных обстоятельствах. Идёт федеральное расследование и наше внутреннее расследование этих обстоятельств, и ещё нет полной ясности когда и чем эти расследования закончатся. В третьих, хотя башня, как инженерная и социальная конструкция, уже имеет огромную ценность, она ещё не достроена. И до полного завершения строительства, а тем более, до полного её заселения может пройти ещё много лет. Лучше всего тебе об этом рассказала бы Яна… Наш министр строительства. Но пока поверь мне на слово — башня в нынешнем виде имеет скорее отрицательную стоимость, чем положительную. Да — мы вышли на прибыльность и почти никому не должны. Но стоит нам сделать один неверный шаг, и расходы просто на поддержание нормальной жизни в башне вырастут многократно, условия жизни и общий пиар башни могут существенно ухудшиться. Пока что больше людей приезжают в башню, чем уезжают из неё. Многие вкладывают свои деньги в магазины, в заводы, в обустройство своего жилья в башне. До сих пор мы были в небольшом плюсе. Но теперь…

—То есть, если сейчас продать башню, то её цена…

—Да просто никто не купит. Несмотря на уже сделанные огромные вложения. Или купят за десятую, за сотую часть тех средств, что мы в неё уже вбухали. Но если получится вытянуть башню на устойчивый доход, тогда она будет стоить… Даже страшно представить, сколько. А пока мы, все, кто в команде — как заложники. Мы вложили сюда годы своего труда. Многие вложили очень большие деньги. И всё это может сейчас пойти прахом из-за одного твоего неверного шага. Понимаешь?

Иван надолго задумался, расхаживая по кабинету. Потом полез в карман, достал глушилку и выложил на стол. Нажал на кнопку. Видеопанорама океана на стене пошла мутными пятнами.

—О как, — премьер удивлённо поднял брови.

—Это очень хорошая глушилка. Теперь никто не может нас подслушать… А я пока не всё понял из твоих объяснений. Так что, учитывая вот это — он потыкал в устройство, — объясняй теперь всё откровенно, как есть.

—Я и так откровенно.

—Зачем ты меня сюда привёз? Не, я конечно понял, что цена башни сейчас нулевая, что ты душеприказчик дяди, что дядя всё отписал на меня… Зачем ты меня сюда привёз это не объясняет. Если любое моё действие тут потенциально опасно, то и само моё присутствие тоже опасно. Что бы я ни ляпнул, всё может быть использовано во вред. Промолчу — тоже дураком прослыву. Так и сидел бы я дома, постепенно изучая матчасть и не мешая вам тут рулить, а? Колись, ради какой твоей игры я здесь?

—Там тебя достать было бы ещё легче, парень, — премьер глубоко вздохнул. — И журналистам из желтых СМИ, и провокаторам, и, уж тем более, убийцам. А тут у нас своя, хорошая служба безопасности. Тут тебя не убьют, в заложники ради выкупа не захватят, на наркоту не подсадят, мозги не запудрят чем-нибудь опасным. Все консультации из первых рук будешь получать. Да и жителям башни, и всем вложившимся в башню спокойнее, что есть новый король, что сохранён монархический порядок и не будет никаких судебных дрязг и дележа. Делёж башни вообще бы всё убил.

—И теперь я буду сидеть тут, под надзором, как в клетке?

—Пока не научишься вести себя безопасно для самого себя и для башни… то есть для всех нас, вложивших в башню свой труд и свои капиталы.

—А если я так не хочу?

Семён Семёнович возвел глаза к потолку и глубоко вздохнул:

—Ну что значит "не хочу"? Ты… стал богатейшим человеком просто так, ничего, практически, не сделав для этого. Просто добавь к такому удивительному везению ещё хоть немного собственных усилий, чтобы научиться распоряжаться полученным богатством. Богатство это тоже труд. Труд другого рода, чем зарабатывание себе на еду. Но и тут надо кое чему научиться, иначе всё твоё богатство просто будет слито в унитаз самым обидным образом. А заодно и моё, и сотен других людей, которые поставили на эту башню, поверив Славику, его идеям, его таланту и харизме… Никто из нас, вложившихся в башню, не заинтересован в том, чтобы тебя подловить, обмануть, как-то ущемить. Мы хотим просто приумножить вложенное или хотя бы не потерять того, что у нас уже есть. Не ты у нас в заложниках. Мы — у тебя. И мы готовы тебе помогать, учить, подсказывать.

—То есть вы все — акционеры? Вам принадлежит какой-то процент башни?

—Схема сложнее. Бывают, конечно, и башни-акционерные общества, но большинство башен — абсолютные монархии. Святославу Чернову принадлежит… принадлежала вся эта башня, вся земля под ней, все подводящие коммуникации. Он никому не отдал никакой доли, ни при жизни, ни в завещании. Все сто процентов