Он улыбнулся, но в его улыбке не было ничего теплого.

— Вот тут ты ошибаешься, маленькая ласточка, запертая в клетке. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Я заглянул внутрь твоей души еще до того, как ты научилась так красиво лгать.

Он потянулся за спину, и свет блеснул на ноже, который появился в его руке. Он поднес нож к моей щеке. Я замерла, едва дыша. Он мягко провел им, не разрезая, а лишь угрожая, вниз по изгибу моего горла, к верхней пуговице рубашки. Быстрый надрез под пуговицей заставил ее укатиться в сторону.

— Не забывай, с кем имеешь дело, королева бала. Я все еще помню, какой красивой ты была… вся покрытая кровью. Я жажду увидеть это снова.

Королева бала. Этот титул вернул меня в ту ночь.

— Насколько я помню, на мне была твоя кровь, — выдавила я из себя, несмотря на желание съежиться от его прикосновения. Запертый ящик нашего жестокого, темного прошлого грозил вот-вот распахнуться и выпустить секреты, которые я должна была хранить.

— Моя кровь, твоя кровь — это не имеет значения. Никто не видит тебя так, как вижу я, и никто никогда не увидит. Мы связаны, ты и я, и мы оба это знаем. Я бы посоветовал тебе перестать бороться со мной, но я нахожу твой страх таким опьяняющим.

Он наклонился, вжимаясь лицом в изгиб между моим плечом и шеей. Его горячий язык коснулся кожи, вылизывая влажную, обжигающую полоску по всей длине.

Я задрожала. Мне казалось, что моя кожа пытается сползти с меня — убраться подальше от безумца надо мной или приблизиться к нему, я не знала.

Я уже давно оставила попытки понять реакцию своего тела на этого мужчину. Мои нервы были на пределе. Ненависть, влечение, шок и облегчение гудели под кожей. Я не понимала, какая эмоция преобладала. Преимущественно я думала о том, как странно чувствовать комфорт от прикосновения мужчины, угрожающего убийством. Вот что случается, когда изолируешь человека так тщательно, что он начинает испытывать жажду прикосновений, и даже нож к горлу кажется лаской.

Он добрался до моей челюсти и проложил дорожку поцелуев вдоль нее. Я попыталась повернуть голову, но нож уколол меня под челюстью.

— Открой глаза, — приказал он низким голосом.

Нож у моей яремной вены был достаточным стимулом. Я открыла глаза и обнаружила, что его переменчивый взгляд захватил все мое зрение. Словно я тонула в его серости. Эти сбивающие с толку глаза были так же прекрасны, как и тогда, когда в семнадцать лет я улыбалась красивому незнакомцу в баре, изо всех сил стараясь казаться старше своих лет. Я и не подозревала, что привлекла внимание хищника, который никогда не откажется от охоты.

Он наклонился и прикоснулся своими губами к моим.

— Я думала, что я просто твоя страховка?

Мои слова прозвучали скорее как придушенная мольба, чем вопрос, и я возненавидела себя за это.

— Верно, моя страховка, — повторил он. Его пристальный взгляд прошелся по моему лицу, задерживаясь на всех плоскостях и впадинах, как будто он сохранял в памяти все детали. — Ты открываешь рот, и я забываю.

— Забываешь что?

— Что я должен убираться отсюда.

Я сглотнула, подбирая слова, чтобы справиться с тем напряженным и диким чувством, которое вызывал у меня Николай. Как и всегда, он был опасно непредсказуем.

— Ты можешь просто отвести меня обратно, если отказался от мыслей о побеге, — пробормотала я.

Нико рассмеялся, его ожесточенное лицо преобразилось. Он всегда был красив, как мятежный князь Романов, с аристократическим лицом, покрытый множеством тату и шрамов. Его наплевательское отношение было еще одной привлекательной чертой. Ну, для меня, семнадцатилетней. Я никогда не встречала кого-то настолько свободного и безразличного к тому, что думают другие. Это любопытство дорого мне обошлось.

— Ты бы навещала меня, если бы я позволил твоему отцу связать меня в его маленькой извращенной камере пыток?

— Давай проверим и узнаем, — предложила я.

Он снова рассмеялся. Казалось, что безопаснее рассеять его темный гнев, чем направить его на меня или невинного прохожего.

— Ты не изменилась, София. Все такая же пленительная и волевая, как и прежде, — пробормотал он, наклоняясь и с силой целуя меня.

Поскольку нож не давал мне повернуть голову, мне ничего не оставалось, кроме как открыться ему, когда его язык проник в мой рот. Поцелуй вряд ли подходящее слово для описания того, как он завладел моими губами, кусая и посасывая. Он не был нежным, и я задрожала в его объятиях, осознавая, что не хочу, чтобы он был таким.

Когда Николай прикоснулся ко мне, я забыла, кто он такой. Я забыла, что он из себя представляет. Опасный психопат. Убийца без совести. Даже знание этого не помешало моему телу потеплеть от его прикосновений. Его жестокость должна была пугать меня. Она должна была заставить мое тело онеметь и застыть, но этого не произошло. Темная правда, которую я хранила в себе, заключалась в том, что это имело противоположный эффект.

Другая его рука лежала на моей шее, отслеживая ту самую точку пульса, которую он трогал в гараже.

Он улыбнулся мне в губы.

— Ты напугана или взволнована, София? Или и то, и другое? Ничего страшного, если и то, и другое, — пробормотал он, наклоняя голову, чтобы снова поцеловать меня, как раз в тот момент, когда над нашими головами что-то пролетело.

Резкий звук отскочил от спины Николая, и он, выругавшись, откатился от меня.

Я повернулась на бок, пытаясь вернуть реальность в свой одурманенный, разгоряченный мозг.

Выстрелы. Кто-то стрелял в нас. Кто-то стрелял в него. Он отодвинулся от меня на корточках, сжимая в руке украденный пистолет, и выглянул из-за толстого ствола дерева, уставившись в лес, откуда раздавались выстрелы.

— Не вставай. Этот стрелок ни черта не видит, куда целится, — пробормотал он.

Но я уже была на ногах. Я не собиралась упускать возможность сбежать.

— Я рискну, — ответила ему, когда он повернулся и посмотрел на меня.

Он почти поднялся на ноги и бросился за мной, но новая очередь выстрелов эхом прокатилась по лесу, вынудив его вернуться за дерево.

— Не убегай от меня, София. Если ты это сделаешь, тебе не понравится, когда я тебя поймаю, — предупредил он низким голосом, его взгляд был проницательным и расчетливым.

Обещание жестокости в его глазах было последним, что я видела, прежде чем повернуться и побежать.

Глава 4

Николай