— С брусничным вареньем? — уточнил Гуров. — Нет, спасибо, не хочу ни с брусничным, ни с черничным. Я всего лишь хотел задать несколько вопросов. И не вам, а главному инженеру фабрики Семену Терентьеву.

Лицо Халилова, сиявшее радушием, вновь изменилось; теперь оно выражало озабоченность.

— Очень жаль, очень жаль! — воскликнул он. — Не получится у вас увидеться с Семеном Артемовичем. Он, понимаете, уехал.

— Вот как? — удивился Гуров. — И когда же?

— Да всего час назад улетел, — отвечал Халилов. — В Москву улетел, в командировку.

— Значит, вы его послали?

— Да, я подписал приказ, вот он и улетел.

— И что за потребность такая возникла? Что нужно вашему главному инженеру в Москве?

— А его в Министерство пищевой промышленности вызвали.

— Вот как? Но ведь ваша фабрика — частное предприятие. Как же может министерство вашего работника к себе вызвать?

Халилов нисколько не смутился.

— А что тут такого? — сказал он. — Государство у нас многое решает. Вот захотели в министерстве и вызвали. Какие-то вопросы к нам возникли.

— Какие-то вопросы… — повторил Гуров вслед за собеседником.

Впрочем, он уже не слушал Халилова, не смотрел на него. Он оглядывал кабинет, стараясь оценить каждую деталь увиденного. Затем снова повернулся к новому директору.

— Вы здесь второй день как хозяин сидите? — спросил он.

— Да, вот привыкаю к новой должности, — отвечал Халилов.

— Но вы ничего из кабинета не выносили? Ничего здесь не меняли?

Рустам Халилов пожал плечами.

— Кое-что, конечно, изменилось, — сказал он. — Я собрал все личные вещи Алексея Викторовича и отправил их Надежде Прокофьевне.

— Всё отправили?

— Да, всё: фотокарточку дочери со стола, запасную обувь, бокалы, другую посуду…

— А плащ не отправляли?

— Какой плащ? — удивился новый директор.

— Разве вам здесь не попадался плащ, в котором Кашкин приехал на работу?

Лицо директора покраснело, оно на глазах стало покрываться крупными каплями пота. Было видно, что Рустама Халилова мучают сомнения, он не знает, как ответить на этот простой вопрос.

— Не-ет, не было плаща, — наконец выдавил он. — Вообще никакой одежды не было.

— А ружье? — продолжал допрашивать Гуров. — Ружье вам не встречалось?

— Нет, не было никакого ружья, — уже увереннее отвечал Халилов. — И не могло быть: ведь оружие полагается хранить в специальных оружейных шкафах, а здесь такого нет…

— А документы? Письма? Служебные бумаги?

— Все документы на столе просмотрел капитан Теребякин, — объяснил новый директор. — Что нужно было для следствия, он забрал. Так что ничего не осталось.

— Значит, ничего не осталось… — повторил вслед за ним сыщик. — Но мебель-то осталась старая, верно? И машина в гараже прежняя. Тут вы будете что-то менять?

— Вы прямо в точку попали! — воскликнул Халилов. В первый раз за время беседы с сыщиком он почувствовал себя уверенно, в своей тарелке. — Конечно, такое старье, как «Волга», надо заменить на что-то более престижное. И мебель надо поменять. Алексей Викторович был человек старого закала, он ничего менять не хотел…

— Ну а пока здесь все осталось прежним, мне бы хотелось немного осмотреться, — заявил Гуров. — Вы не будете возражать, если я здесь осмотрюсь? Поскольку я тоже, как и капитан Теребякин, расследую убийство, мне нужно уточнить кое-какие детали.

Лицо нового директора отразило происходившую в нем внутреннюю борьбу. Он снова не знал, что сказать. Наконец выдавил из себя:

— Не вижу, что тут осматривать. А проводить полный обыск вы не имеете права.

Гуров некоторое время смотрел в глаза новому директору, заставляя того мучиться еще сильнее, потом сказал:

— Я, конечно, могу получить постановление суда и провести у вас полный обыск. Но сейчас этого делать не буду. Вместо этого я задам еще несколько вопросов. Три дня назад, шестнадцатого сентября, вы видели Кашкина?

— Да, конечно, — с готовностью отвечал Халилов. — Еще утром увидел, когда он на работу приехал.

— А потом, в течение дня?

— Да, не раз видел! Ведь наши кабинеты рядом находятся, у нас общая приемная… То и дело приходится по делам забегать, какой-нибудь вопрос уточнить…

— Когда Кашкин уезжал, он вам сказал об этом?

— Да, конечно! — снова с готовностью ответил новый директор. Ответил — и вдруг весь сжался. Гуров мог ручаться, что в этот момент в голове нового хозяина директорского кабинета мелькнула мысль: «Что я ляпнул? Что я наделал?»

— И что именно он сказал? — уточнил сыщик.

— Сказал… сказал, что уезжает по делам, — ответил Рустам Халилов, глядя куда-то в угол.

— Что значит «по делам»? — удивился Гуров. — Разве он не говорил, куда именно едет?

— Нет, не говорил, — уже увереннее ответил новый директор. — Просто сказал «по делам», и все.

— Когда это было, можете сказать?

— Пожалуй… пожалуй, было около часу дня.

— То есть самое обеденное время. А вам не показалось странным, что директор уезжает по делам в то время, когда во всех учреждениях обед?

— Ну у руководителей свой график, — отвечал на это Халилов. — Некоторые обедают гораздо позже.

— Да, у руководителей свой график… — повторил вслед за ним Гуров. Затем молча, не прощаясь с директором, встал и направился к двери. Однако у самой двери он обернулся и произнес:

— Да, вот еще что. У вас может возникнуть желание отправить в командировку не только вашего главного инженера, но также и водителя убитого директора, Толю Сергиенко. Например, отправить его в Москву, в Министерство транспорта, согласовать выпуск улучшенной модификации автомобиля «Волга». Так вот, если у вас возникнет такое желание, сразу скажу: не трудитесь, не тратьте деньги предприятия. Ведь я уже допросил Сергиенко, и он рассказал мне все, что знал. Больше у меня к нему вопросов нет, и он мне ничего рассказать не может. Так что отсылать его нет необходимости.

Сделав такое заявление, сыщик не стал слушать, что в ответ скажет хозяин кабинета. Он вышел из здания администрации фабрики, сел в машину и выехал за ворота. Конечно, Гуров знал, что врет директору Халилову, вешает ему лапшу на уши. Водитель Толя Сергиенко еще был ему нужен, и даже очень нужен — ведь только он мог привезти Гурова к дому девушки Кати, с которой проводил время Алексей Кашкин. Однако, когда Гуров услышал историю о главном инженере, которого внезапно и спешно услали в Москву, у него возникло подозрение, что так будет с каждым, к кому он проявит интерес в ходе своего расследования. А может, с такими людьми, если они обладают важными сведениями, и еще похуже что-то может случиться. А сыщик не хотел подвергать опасности Толю Сергиенко. Потому он и изобразил свою полную незаинтересованность в этом